Однажды некий Царь решил ради Сына своего собрать пир и послал своих верных слуг позвать на него своих ближних, своих друзей, но они не пришли. Один друг сказал, что он купил землю, другой  отказался по причине приобретения села, третий  не мог наглядеться  на только, что сменянных на золотые монеты круторогих волов, у четвертого тоже нашелся существенный повод отложиться от приглашения на пир. Но эти докучливые друзья, хоть как-то попытались оправдать свой отказ в глазах царевых, другие  же поступили гораздо хуже. Им почему-то показалось, что царские слуги жестоко досаждают им в земных делах, попросту мешают наслаждаться земной жизнью, тогда эти худшие друзья собрались и жестоко убили царских посланников. Прослышав об этом злодеянии, Царь разгневался и повелел другим своим слугам: «Идите и позовите вообще всех, кого повстречаете, не может мой сын жениться без пира, без праздника, ибо это великая радость для всех живущих!»  И тогда царские слуги пошли на распутья дорог, и совершенно точно исполнили царское приказание: позвали на великий пир в царский дворец кого попало… 

Жених с Невестой воссели на почетные места.  Вся праздничная зала наполнилась новыми гостями, вошел царь и замер. Он вдруг увидел, что не где-нибудь с краю пиршественного стола, а недалеко от Жениха с Невестой сидит человек, одетый в простую небрачную одежду, т.е. в ту самую одежду, в которой он повседневно трудился и жил. Царь спросил его: «Друг, а что ж ты не оделся в праздничную одежду, ну хотя бы рубашку чистую примерил или руки помыл, в конце-то концов?» Милосердно спросил Царь позванного гостя. А тот ничего, совершенно ничего Царю не ответил, словно это был не Царь, а пустое место!

И вот этот образ человека, который перед лицом Царя сидит и жадно ест трапезу  царскую в грязной, рабочей одежде и на великого Царя никакого внимания не обращает, стоит рассмотреть повнимательней. Откуда у него  такое наглое бесстрашие? Почему он себя считает вправе восседать на царском пире где угодно, есть сколько угодно и как ему угодно? 

Живо можно представить картину: Царь стоит немного растерянный, а тот человек, держит в руках жареную курицу, уминает ее, запивает вином и только краем уха слышит, вроде бы его о чем-то кто-то спрашивает. Да разве это все важно для него? «Я сюда пришел есть, пить, веселиться! - думает человек, сокрушая зубами живую  плоть мира.  - Остальное меня не касается. Я вообще здесь человек-то на самом деле чужой. Ну, я так, тихонько посижу во Славу Божию, выпью, закушу и уйду. Главное - молчать, чтобы никто ничего не сказал. А пока не выгнали, буду сидеть».  Наглость, как говорится, второе счастье, а для некоторых и единственное. 

Тогда царь решился на действие, на пиру встречающееся крайне редко. Он позвал своих слуг и сказал: «Вот этого гостя возьмите за руки и за ноги и выбросите его во тьму кромешную, где плачь и скрежет зубов!» И вновь рождается весьма живая картина.  Так и видишь, как этот человек сидит, развалившись за царским столом, как он хватает со стола, все, что захочет, как вдруг подходят к нему слуги, хватают его за руки и за ноги, а он кричит, дергается, извивается, а они легко бросают его с высокой крепостной стены. И долго слышно как падая, кричит во «тьме кромешной» несчастный наглец. 

Ясно, что этот царский пир  совершенно необычайный, из ряда вон выходящий, ибо,  как человек, выброшенный вон с пира,  мог  решиться сесть за царский стол в одежде, в которой сено косил или на рынке арбузами торговал? Нет, бы ему пораскинуть мозгами, дескать, меня, конечно, позвали, но я, будучи в таком непраздничном виде, лучше посижу на кухне, там мне царские слуги, дадут что-нибудь поесть-попить, авсоь не обидят. Так ведь нет же, этот наглый человек, пришел и пролез прямо к царскому столу, сел прямо напротив жениха с невестой, может быть, и из тарелок новобрачных норовил кусок послаще урвать. Что это за безумие такое? 

А это безумие наше, родное, человеческое. Каждый из нас в меру «благоприобретенной» наглости  так ведет себя на Царском Пиру – божественной Литургии. Многие ли христиане являются на Литургию в одежде «брачной»? Многие ли приходят, даже просто вовремя? Литургия идет, а люди выходят - заходят, хлопают дверями, человеческие дела совершаются там, где уже совершается нечто сверхчеловеческое.  Разве бы потерпел любой земной Царь подобное отношение к своему пиру?  Скорей всего он бы властно решил: «Пусть один гость останется, всех остальных выгоню. Буду смотреть ему в глаза, буду вместе с ним заздравную чашу поднимать, больше никого не надо, пусть один гость, но  зато – достойный!» 

Но Господь поступает иначе. Он видит, что мы, бедные, немощные и Он нас прощает, потому что его Любовь божественная. Он знает, что с нас мало чего можно спросить, да, и почти и нечего-то спрашивать: вот пришли, негордые и незнатные века сего - и, Слава Богу! Но Он, надеется, что каждый из нас в душе своей вопиет: «Господи, риза-то моя дырявая,  грязная, но, Господи, да просто нет у меня другой, просто нет! Так вот застали меня слуги. Прости меня, Господи, куда хочешь меня определи: я хоть на кухне у тебя посижу, хоть под столом у тебя буду сидеть, крохи есть, которые падают, вот как хананеянка просила, но только, Господи, не выгоняй меня со своего Царского Пира». 

Но вернемся к этому наглому гостью, выброшенному слугами во тьму кромешную. Где-то у каждого из нас в глубине души такой человек сидит - наглый, жадный, дерзновенный, ничего не понимающий и в то же время, чувствующий себя так: «А что, все нормально. А что это вам, Царь, не нравится моя одежда? Нормальная одежда! Ну, подумаешь, немного не соответствует брачному пиру, но ведь я в одежде пришел, не в чем-то там зазорном». Современный человек готов на все - только, чтобы не сказать: «Господи, аз есмь раб Твой. Правы пути Твои и суд Твой надо мной».

Антитеза этому обморочному, «железобетонному» состоянию, в котором находится современный, «необлечённый» в прекрасные одежды человек, есть то удивительное восчувствование мира, о котором говорят все без исключения святые Церкви. 

Когда начинаешь читать книгу, не религиозно-сентиментальную 18-19 века, а написанную посреди пустыни под вой шакалов, созданную человеком, который десятилетиями не видел человеческого лица, то встречаешь там образ человека, человеческой души, страшно пораженной грехом, где говорится, что человек просто мерзость какая-то, страшный паук  какой-то. И думаешь, а не преувеличение ли это? Ведь человек есть, все-таки, Образ Божий. Думаешь, может это, говоря ученым языком, антропологическое монофизитство, т.е. преувеличение силы греха над человеком, дескать, ничего тогда доброго в душе человека нет, если следовать этим писаниям. Но, увы, все, что написано в такой книге о человеческой душе – подлинная и горькая, правда! 

Все мы, не раз встречали в дизайнерских журналах виды современных санузлов. На такой санузел посмотришь и подумаешь, а что тут человек может делать? Он тут, может, чай пьет или тут «браки вечные» совершать желает? Не приходила такая мысль в голову? Необыкновенно уж все там отсортировано и выпестовано до последней черточки!

Зайдешь в такую «пресветлую светлицу», начнешь ходить как по картинной галерее  и забудешь ведь,  зачем сюда ты, окаянный, пришел? А ведь пришел просто по естественной необходимости и только. Разумеется, в туалетной комнате, должно быть все чисто и удобно, но ведь, смотря на эти «волшебные» образы городских ватерклозетов,  очевидно, прочитывается философия: «Я зачем туда хожу, нужду справлять? Отнюдь! Оторву язык первому, кто так скажет. Нет этого ничего у меня! Я просто так сюда зашел, вот на красивые картинки посмотреть, дизайн оценить. Это вы , может быть, животные наклонности блюдете, а вот я просто, как фея воздушная живу». И  эта рабская  философия крайней эстетизации любых проявлений человеческой природы, вплоть до ее отрицания,  хищно проглядывает во всем мироустройстве современного мегаполиса.

Если я прихожу в ресторан есть и пить, то все, что меня окружает, должно мне напоминать, что я суть высшее существо, совершенно не склонное к слюноотделению при виде пищи. Разве я питаюсь от  корней земных и бедер коровьих? Бог с вами!  Это же все так, только видимость одна животных студней, на самом-то деле, сие амброзия, новейшая молекулярная кухня,  гастрономия паче естества, пища богов.  Ничего естественного, «плотяного»  для современного человека, словно и не существует, все обернуто для него в яркую и стерильную, как смерть упаковку, за которой читается следующая мысль: «Я бессмертен, я вечен, я не умру, я никогда не буду болеть, у меня все хорошо, я живу лучше всех. Господи, да я  и на человека не похож, я уже ангел!» Впрочем, эти прикрывающие «ризы»  относится только к телесной природе и для христианина хорошо различима их разъедающая сила.  Сегодня пространственно-вещественная городская  среда, культурная дизайн-упаковка  человеческую душу калечит намного сильнее. Калечит, да еще и обманывает мнимой здравостью. Душа, «облаченная» в нее теряет свои границы и  перестает чувствовать «брачность» или «небрачность», то есть  пригодность к царскому пиру своих одежд.  И погружается в самоумолчание. А между тем, «король-то голый», душа-то летит над миром опустошенная! Современный человек просто как водомерка скользит по поверхности океана и думает, что вот она тут вся поверхность, а глубже его восприятия мира ничего не существует. А на самом деле, там такие  океанские бездны, о которых он и не подозревает совершенно. О них нам в своих огненных книгах поведали Святые  Отцы. 

Но иногда происходит невероятное, заскочит на минутку, зайдет, бывает человек в храм Божий раз-другой, начнет ходить на исповедь и  вдруг тихо заплачет, потому что внезапно увидит - ничего своего доброго у него нет!  И это не проявление запоздалого саможаления, вовсе нет.  Он действительно видит, что вся - вся душа его поражена грехом, страстями, что только где-то там, на глубине души горит и сияет в нем Образ Божий. И тогда он приходит в подлинное смирение, Христовое смирение. И, если бы  этот человек пришел на царский пир в своей грязной повседневной одежде, но с таким же смирением, он слезами бы ее омыл. И произошло бы чудо, Царь бы сказал: «Видите этого человека? Дайте ему самую лучшую брачную одежду, посадите его рядом с моим Сыном, ибо он достоин сего!»