Колокольный веселый звон от Успенского собора настиг великорецкихпаломников, окатил их сверху, как шумный ливень. Стоя в чудесной прохладе древнего храма, был отслужен в последний раз молебен с акафистом Николаю Чудотворцу. Многие люди стояли на коленях и плакали, и непонятно было - отчего плакали, то ли от радости, что благополучно дошли, то ли от грусти, что такая радость как крестный ход – закончилась?! Всем было жалко, что великорецкое путешествие с последними словами молебна будет завершено;  что это чудо любви, дружбы, сердечности, отзывчивости, искренности, человеческой открытости вот сейчас закончится; что сейчас мы все в последний раз помолимся перед чудотворным образом святителя Николая и разойдемся восвояси по своим каменным комнаткам, квартиркам и домам,  и не увидим друг друга до следующего крестного хода. Нет, увидеть-то, может быть, и увидим, да только найдется ли у нас тогда для другого столько щедрости, столько понимания и сострадания, какие находилась у каждого паломника, совершенно легко и естественно, в крестном ходе? Да пригласим ли мы друг друга хотя бы чай на кухне откушать через полгода? Бог весть! Вятская Пасха в этом году закончилась…

Мудрый человек благодарит Бога за то, что мы можем приобщаться в пределах земных,  стоя плечом к плечу, от единой Чаши Христовой, а уж в земном мире как получится, кому-какой путь Господь дарует. Не нужно требовать от другого, дескать,  ты сейчас в крестном ходу со мной шел, мы с тобой делили еду и ночлег, мы вместе душа в душу молились, так ты и теперь, друг дорогой, после нашего общего крестного хода, в жизни мирской - будь любезен оставайся такой же близкий и общительный, сердечный и внимательный, особенно ко мне, многогрешному. Все мы люди разные: кто-то любит поговорить, кто-то помолчать, кто-то  почти всегда весел, а кто-то - непонятно отчего - постоянно грустит; кто-то любит соленые огурцы, а кто-то сладкие пряники, кому-то нравятся морозные узоры на стекле, а кому-то по душе пускать по воде кораблики, кому-то интересно путешествовать, а кому-то хочется посидеть дома с книжкой; кто-то радуется шумным компаниям, а кому-то желательно, чтобы били – тишина и покой.

Необходимо уважать любую человеческую особенность, несхожесть, неодинаковость. На время крестного хода мы словно забываем о себе, о своих предпочтениях, о своих желаниях ради других людей. Мы стараемся быть похожими на других, одинаково милосердными, любящими, терпеливыми, кроткими, мудрыми, молитвенными. Мы стараемся быть хоть чуточку похожими на святителя Николая Чудотворца, каким он был при жизни. И в этом тоже дерзновение и радость пяти дней великорецкого святого хода. Этот духовный опыт выхода за границы своего себялюбия нашему сердцу не забыть никогда. Да, мы, конечно, и после крестного хода вновь и вновь будем поступать эгоистично, жадно, нетерпеливо, скудно, самонадеянно и гордо, но нас уже не проведешь, мы точно знаем теперь, что это не прибавляет нам счастья и радости, что это говоря попросту, душевное мелкоцветие, бесплодие сердца. Ведь в крестном ходу мы узнали, что можем быть совершенно другими.

Когда закончился молебен, все обнимались, плакали, прощались до будущего года, но не могли уйти от храма и сидели кружками, маленькими группами на травке  рядом с храмом, переговаривались, переписывали друг у друга адреса, номера телефонов, потому что в наш крестный ход люди приезжают и из Владивостока, и из Москвы, и из Казани, и из-за границы.

Прихожане и гости-паломники из других городов и весей сидели на примятой травке возле храма и не хотели расходиться, никак не хотели расставаться, и многие говорили: «Как жаль, что этот крестный ход закончился». Их ободряла, утешала только та мысль, что на будущий год они вновь соберутся все вместе и во славу Божью, во славу святителя Николая – снова пойдут в великорецкое странствие по святому и круглому пути, может быть, и не прямо по Небу, так хотя бы небесной сторонкой, по касательной к Раю...  

Великорецкий крестный ход – звучит оптимистично, обнадеживающе, победно! «Смерть, где  твое жало? Ад, где твоя победа?» - это тоже сказано о нашем крестном ходе, недаром же он получит свое второе наименование, как вятская Пасха. Но крестный ход не только всеутешительная благодать и «цельнометаллическая» радость! Великорецкий путь явственно включает в себя и опыт тления, вхождение в темные воды собственного греха и страстей. Любое перемещение по земному пространству не вызванное физической надобностью есть личностная форма самоутверждения,  расширение своего духовно-культурного простора,  акт «разбрасывания и собирания», узнавания  себя в пределах своего времени, века, эпохи. Все сказанное выше относится и к народным, многотысячным передвижениям, поискам своего места на земле, расширениям отеческих границ. Наш крестный ход не исключение.

Мы идем по земле не только от Евхаристии к Евхаристии, от праздника  к празднику, но и от одной родной могилы к другой, от одного холма Голгофского к другому. Мы  видим  мир от одного креста до другого, в ожидании всеобщего воскресения. Не только свет Христов освящает наш земной путь, но и  тени смерти прорываясь в нашу человеческую реальность, порой правдиво указывают нам вектор жизненного движения. Только во свете из гроба Христова, во свете Воскресения,  мы можем рассмотреть свое лицо и лица других, самоосознать себя перед временем и вечностью -  и не упасть духом, и остаться людьми!

 На привале в древнем крестном ходу 

Крестный ход - это в некотором смысле вхождение в опыт смерти,  "труда и болезни", в уменьшенном, разумеется, виде, но все-таки настоящей смерти, без всякого церковного романтизма и передергивания смыслов. Крестный ход - это временная смерть, это сто двадцать часов стояния перед «вереями ада», это погружение в «могилу» терпения и страхований. Мы призваны оттолкнуться от этой временной, «гибельной» для греха, реальности  великорецкого пути и войти после исхода и освобождения в нечто большее, чем сама временная жизнь – в «чаяние воскресения мертвых и жизни будущего века». Собственно, ради этого опыта смерти и последующего личного воскресения большинство и совершает пятидневное земное движение за образом святителя Николая из Вятки до реки Великой.

Чтобы лучше понять великорецкий путь лучше всего обратиться к прошлому, к великому опыту другого  Богохранимого крестного хода, который совершался не пять дней, а целых  40 лет. И путь, который прошли по нему древние паломники сложился не в 180 километров, а в  сотни и сотни - без дорог и помощи изве. И даже без конечной географической точки путешествия. Буквально – 40 лет странствий по вызженным пустыням, в чаянии Земли Божьей.  Под этим древним крестным ходом разумеем сорокалетнее блуждание богоизбранного еврейского народа под предводительством пророка и вождя Моисея по безводным и пустынным местам Ближнего Востока между Египтом и Палестиной. Вот как описывается в Священном Писании один из эпизодов этого  великого  крестного хода: «И не было воды для общества, и собрались они против Моисея и Аарона; и возроптал народ на Моисея и сказал: о, если бы умерли тогда и мы, когда умерли братья наши пред Господом! зачем вы привели общество Господне в эту пустыню, чтобы умереть здесь нам и скоту нашему? и для чего вывели вы нас из Египта, чтобы привести нас на это негодное место, где нельзя сеять, нет ни смоковниц, ни винограда, ни гранатовых яблок, ни даже воды для питья?» (Числ. 20 гл.) Это один эпизод, но думаем, их было за несколько десятилетий – сотни. Почему Господь «водил» евреев по пустыне почти полвека - это один вопрос, а вот почему сотни тысяч людей не оставили Моисея и не разбежались в поисках лучшей доли куда глаза глядят – совсем другой. И он-то нас и занимает касательно нашего Великорецкого крестного хода.

Ответ, как ни странно несложный – потому что «Господь шел пред ними днем в столпе облачном, показывая им путь, а ночью в столпе огненном, светя им, дабы идти им и днем и ночью» (Исход 13,21).  Или еще: «Ты, Господь, находишься среди народа сего, и даешь им видеть Себя лицем к лицу, и облако Твое стоит над ними, и Ты идешь пред ними днем в столпе облачном, а ночью в столпе огненном» (Числа 14, 14). Но тут необходимо сделать одно важное уточнение: видеть Бога в столпе огненном или облачном это не одно и то же, что видеть просто столп пыльный или столп пламени от пожара. Вот, например, когда апостол Павел увидел на пути в Дамаск «внезапно  осиявший его свет с неба», то «он упал на землю и услышал голос, говорящий ему: Савл, Савл! что ты гонишь Меня?  Он сказал: кто Ты, Господи? Господь же сказал: Я Иисус, Которого ты гонишь. Трудно тебе идти против рожна.  Он в трепете и ужасе сказал: Господи! что повелишь мне делать? и Господь сказал ему: встань и иди в город; и сказано будет тебе, что тебе надобно делать. Люди же, шедшие с ним, стояли в оцепенении, слыша голос, а никого не видя.  Савл встал с земли, и с открытыми глазами никого не видел. И повели его за руки, и привели в Дамаск.  И три дня он не видел, и не ел, и не пил» (Деян. 9, 3-9).

В Дамаске гонителя Савла крестил Анания и будущий апостол – прозрел и духовно, и телесно. Апостол Павел не просто увидел физическими глазами Христа во свете Воскресения. Этот фаворский свет проник в его сердце и просветил его,  дал почувствовать токи Божества. Видя глазами, Павел узрел «глазами сердца» Божественность Спасителя, Которого «гнал».  Подобно и древние евреи не разбежались кто куда из сорокалетнего странствия, ибо видели «глазами сердца»,  пусть не все, но многие и многие, что в столпе огненном или облачном с еврейским народом по пустыне странствуем Сам Господь Бог! Говоря проще, они ощущали незримое присутствие Божие посреди ветхозаветного стана ежедневно и еженощно. Каждое мгновение жизни наполнялось великим смыслом, ибо Бог был «среди них». Он был – впереди них. Он вел свой народ к земле Обетованной. От такого постижения и понимания жизни, бытовой  богопричастности никто не убегает. К нему стремятся «все душой и помышлениями». Поэтому за 40 лет странствий стан Божий не только не уменьшился, а даже значительно возрос!

Вот и в нашем Великорецком крестном ходу молящиеся паломники чувствуют, что «Господь идет пред ними днем в столпе облачном, показывая им путь, а ночью в столпе огненном, светя им, дабы идти им и днем и ночью». Это выражаясь на языке символов, а точнее – чувствуя сердцем в немощи пути врачующую Благодать Божию. И полноту смысла своей личной жизни. И пусть ноги стерты, рюкзак тяжел, путь неблизок, главное тайноводительство совершается – движение ко Христу. Потому-то никто из крестной хода не убегает по слабости, по неохоте и малодушию. Да, что там люди.

Паломники  постоянно наблюдают одно странное явление: за крестным ходом завсегда, при любой возможности, и птицы, и собаки и другие домашние животные. Например, однажды  у села Горохова крестный ход  встретило небольшое стадо молодых бычков. Увидев его, они сломали хилое заграждение и с ревом бежали за крестным ходом до самого казанского храма. Двое пастухов с ног сбились, собирая их обратно в стадо. Они кричали на бычков, щелками длинными бичами, гонялись за ними вдоль дороги, но ничего поделать не могли. Бычки сами успокоились, когда крестный ход остановился в тени гороховских берез. Или еще другой случай:  на переходе между селами Медяны  и Мурыгино навстречу крестному ходу попалось стадо овечек. Овечки мирно стояли на обочине, пережидая многотысячное шествие. Пастух курил и улыбался. Предтеченские прихожане шли в конце крестного хода. Отошли они от овечьего стада  по дороге уже метров на сто, все было спокойно, как вдруг овечки, словно с цепи сорвались и бросились с блеяньем догонять крестный ход. И даже не просто догонять, они кучей норовили добежать до головы крестного хода, где несли икону святителя Николая. Пастух растерялся, закричал, побежал за своими одичавшими скотинками. Паломники стали ловить овечек, помогать пастуху. Но не тут-то было! Поймают одну, завернут назад, а она снова за паломниками бежит. Так и шли до ближайшей деревни, ловили овечек. В деревне уж попросили местных жителей, помочь, задержать стадо. Навсегда запомнилась картина. Мужики держат овечек, смеются, бока овечкам жмут, те вырываются, блеют, жалуются, все смотрят, смотрят, как медленно от них удаляется крестный ход... Все живое чувствует тепло Божьей благодати и тянется к ней, как ребенок к матери. И, кстати, паломник от слова "пальма". Именно так из-за веточки этого южного древа, которую как память привозили домой паломники, стали называть путешественников по святым местам.