Поиск

Жертва на иконостас

Для перевода пожертвований отсканируйте в приложении Сбербанка

Пожертвование на иконостас

Жертва на храм

Для перевода пожертвований отсканируйте в приложении Сбербанка

На уставную деятельность

Мы ВКонтакте

12493910_945243958889237_2034056015876956921_o

Физические и психологические зависимости развиваются у людей по-разному. У кого-то они практически не формируются, а кому-то полностью ломают жизнь. Православная аскетика знает о подлинных причинах возникновения пагубных привычек, но давайте посмотрим с точки зрения мирских авторов на появление этих тяжело изживаемых душевных тягот. Британский журналист и писатель Йохан Хари считает, что главные причины всевозможных пагубных привычек кроются в одиночестве и неудовлетворенности жизнью и являются способом приспособления человека к своему тяжелому социальному положению. Писатель Йохан Хари, для православного взгляда это несомненно, серьезно упрощает причины зашлаковывания человека страстями, он оставляет в стороне глубокую поврежденность человеческой природы после грехопадения, родовые и детские психологические травмы, в том числе и перинатальные матрицы; сопутствующее негативное воздействие нечистых духов на психосоматику человека.

О сложности преодоления отрицательных привычек-эмоций говорит и весь подвижнический опыт, свидетельствуя, что изменить свой характер, аффекты, страсти и пристрастия можно только посредством длительной упорной работы над собой, системой аскетических приемов, влияющих как на психику, так и на тело. Всякая мысль о произвольности и легкости изменения своей природной организации признается Церковью необоснованной, продиктованной только лишь отсутствием духовного опыта.

Что же такое страсть? «Страстью называют уже самый порок, от долгого времени вгнездившийся в душе и чрез навык, сделавшийся как бы природным ее свойством, так что душа уже произвольно, и сама собою к нему стремится». С этим определением св. Иоанна Лествичника согласны свидетельства и всех других отцов, представляющие страсти как нечто чуждое душе человека, скверное, недостойное.

Преподобный Исаия: «Страсти - это болезни души, отделяющие ее от Бога»;

Таким образом, страсть или пагубная зависимость — это болезнь души, извращение психофизической природы человека, но заметим, что всякая страсть проистекает именно из природы человека, что она, как раковая опухоль питается за счет естества человека. Но об этом подробней ниже.

Британец Йохан Хари совершенно ничего не пишет о духовных эмоциях-зависимостях (страстях), таких как гордыня, тщеславие, сребролюбие, уныние.  Он по-европейски, как и огромное большинство западных мыслителей, настроен оптимистично и благодушно, считая, что корень зла находится в организации современного общества, дескать, достаточно исправить человеческую коммуникацию и все будет прекрасно; все наладится само собой, вот как у подопытных крыс в Крысопарке, которых он приводит в пример. Это не ново и не стоило бы обращать внимания на его нашумевшую книгу «Последний крик», если бы кое в чем существенном он не был прав в своих выводах. А выводы его стоящие и по-своему соприкасаются с тем устроением Церкви, которые заложил сам Спаситель мира.

 

11060893_890454431014603_2210633347845246702_n

Для своей книги «Преследуя крик» Йохан Хари проделал путь длиной в 50 000 километров и выяснил, что на самом деле является причиной возникновения деструктивных человеческих привычек. Автор с раннего детства пытался раскрыть для себя природу зависимостей: что заставляет людей зацикливаться на алкоголе (наркотиках) или поведении, которое они не могут контролировать?  Как мы можем помочь этим людям вернуться в нормальное состояние?

Слово писателю Йохан Хари

Если попробовать определить причину алкозависимости, самым очевидным ответом, который сразу придет в голову, будет бутылка. Представьте, что двадцать человек, встреченных нами на улице, пьют водку целых двадцать дней. В спирте есть сильные химические «крючки». Так что, если бы они захотели остановиться на двадцать первый день, то испытывали бы жуткую ломку.

Одно из первых исследований, доказывающих этот факт, было проведено на крысах в 1980-е годы. Крысу закрывали в одиночестве в клетку, где стояли две бутылки. В одной из них была вода, в другой — вода с примесью сладкого спирта. Почти в каждом эксперименте крыса, попробовавшая воду со сладким спиртом, возвращалась к ней снова и снова, пока не убила себя. Но в 1970-х годах профессор психологии Университета Ванкувера Брюс Александр заметил некоторую странность этого эксперимента. Крыса была помещена в клетку в одиночестве. «Что бы произошло, — подумал он, — если бы мы попробовали по-другому?» Так профессор Александр построил Крысопарк. Это что-то наподобие парка развлечений для крыс: с цветными шариками, лучшей крысиной едой, туннелями и несколькими друзьями. Словом, все, о чем крыса может только мечтать.

В Крысопарке все крысы, разумеется, попробовали воду из обеих бутылок, потому что они не знали, что в них. То, что произошло дальше, оказалось совсем неожиданным. Крысам вода со сладким спиртом не понравилась. Они в основном избегали ее, употребляя меньше четверти спирта от той дозы, которая доставалась их изолированным собратьям. Ни  одна из счастливых крыс не умерла. Те крысы, которые были изолированы и несчастны, стали тяжелыми алкоголиками. Все!

В человеческом мире одновременно проходил аналогичный, подтверждающий те же факты «эксперимент». Он назывался войной во Вьетнаме. Журнал Time сообщал, что американские солдаты «пили спирт, как воду». Этому есть веские доказательства: 20% американских солдат стали алкоголиками.  Многие люди были в ужасе: они понимали, что после окончания войны домой вернется огромное количество алкоголиков. Но, по данным того же самого исследования, 95% алкоголезависимых солдат просто завязали. После смены ужасной клетки на приятную алкоголь стал больше не нужен. 

Профессор Александр утверждает, что это открытие бросает вызов как точке зрения правых, которые утверждают, что алкоголь является результатом морального падения из-за того, что люди слишком любят весело проводить время, так и свободной точке зрения, в рамках которой алкоголизм считается болезнью атакованного химией мозга. По факту, считает ученый, алкоголизм — это адаптация. Это не вы. Это ваша клетка. 

11036924_1124756240873346_6902795563680340072_o

После первого этапа Крысиного парка профессор Александр продолжил свои ранние эксперименты, в ходе крысы содержались в одиночестве и насильно пичкались алкоголем. Он давал им сладкий спирт в течение 57 дней — времени, достаточного, чтобы «подсесть». Затем он достал крыс из одиночных клеток и поместил в Крысопарк.  Сначала крысы немного подергались, но вскоре прекратили употреблять сладкий спирт и вернулись к нормальной жизни. Хорошая клетка спасла их.

Это дает нам мысль гораздо более глубокую, чем просто необходимость понять алкоголиков. Профессор Питер Коэн утверждает, что человеческие существа имеют глубокую потребность соединяться и образовывать связи. Так мы достигаем удовлетворения. Если мы не можем связаться друг с другом — то привязываемся к чему-то, что можем найти: к звуку рулетки в казино, к ритуалу употребления спирта, к другим страстям.

Мнение Питера Коэна во многом согласуется со Святыми Отцами, которые считали, что наши страсти — это ничто иное как неверно раскрытые психофизические силы, душевная энергия, оказавшаяся направленная в ложное жизненное русло.

Суждения православных подвижников могут быть сформулированы следующим образом: страсти присущи природе каждого человека в силу общего (преемственного) происхождения от согрешившего праотца Адама;

В человеке, унаследовавшем от своего прародителя готовую почву для страстей, восприявшем от него «закваску зловредных страстей», самое развитие последних является делом свободной личности.

В первую очередь следует подчеркнуть, что аскетическая христианская традиция всегда понимала любую греховную «страсть», живущую и действующую в человеческой душе, как ненормальное и губительное явление, требующее его немедленного преодоления, и решительной победы над ним.

В святоотеческой письменности понятие «страсть» может порой обозначать и вполне естественное для людской природы движение той составляющей неразумной части души, что терминологически определяется как «страстная». Эта «страстная» составляющая, если она естественным, «нормальным» образом приводится в движение высшей разумной частью души, а не действует сама по себе, как бы «вырываясь» из подчинения высшему началу, — оказывается способна осуществить свое предназначение в согласии с силами, возможностями и призванием человеческой природы, с Божественным замыслом об образе ее жизни и существования. Такая «душевная страсть», как естественное движение неразумной части души, безусловно не может быть обозначена нами как греховная.

Следует, пожалуй, остановиться на этом чуть подробнее, рассмотрев при этом святоотеческое учение о механизме деятельности этого «страстного» начала в человеческой душе и заодно выяснив — как же соотносится и взаимодействует подобная вполне естественная для людской природы «страстность» с существованием в человеческой душе греховных страстей.

12400459_945243922222574_363887579899242148_n

Так Немезий Эмесский утверждает, что неразумная душа имеет две составляющих: подвластную разуму и неподчиняющуюся ему. В то же время, подвластная разуму часть неразумной души делится на две главные силы: чувственно-пожелательную и эмоциональную. Чувственно-пожелательная и эмоциональная способности тесно связаны с понятием страсти, являющегося для них родовым, а сами вожделение и гнев являются подвидами страстного начала и способностями неразумной страстной части души. Вот эти-то силы и могут проявить себя (и проявляют себя так в падшем человеке) негативно, губительно, когда они освобождаются из-под власти разума, перестают ему повиноваться. В таком случае вожделение делается похотью греховных удовольствий, а гнев проявляет себя как «желание взаимного мщения», как вспыльчивость, злоба и ненависть. Здесь лежит начало существования греховных страстей, основание их бытия, укорененное в противоестественной деятельности «страстной» неразумной части души, призванной Самим Богом при творении повиноваться разуму, но вырвавшейся из такого подчинения.

Греховные же человеческие страсти являются при этом как бы «подвидами» различных проявлений этих двух вышедших у греховного человека из подчинения разуму важнейших способностей неразумной души — вожделения и гнева. Как известно, эти восемь страстей — чревоугодие, блуд, сребролюбие, гнев, печаль, уныние, тщеславие, гордость.

Мы помним, что в святоотеческом письменном наследии названные страсти принято разделять на телесные и душевные. Следует, однако, учитывать, что святоотеческая мысль настаивает: в человеческой природе «инициатором» нашего порабощения страсти — будь то страсть душевная или телесная — всегда является человеческая душа. По слову святителя Григория Паламы, «дух наш — есть источник всякой страсти…». Таким образом, всякая страсть имеет своим источником прежде всего душевное стремление. Впрочем, и плоть является как бы «сотрудником» души в зарождающихся в грешнике плотских страстях, располагаясь к ним пожелательными способностями.

Но повторим: изначально Бог замыслил человека иначе, сотворив его свободным от страстей: «душа сама по себе, по своей богоподобной природе, бесстрастна» (Исаак Сирин). Греховные страсти привносятся в человеческую жизнь извне — вместе с отступлением человека от Бога и от Божественного замысла о людском существовании. Однако греховные страсти, имея начало своего бытия вне человеческого естества — во вражьих прилогах, оказываются все же с людской природой — как павшим грехом естеством — теснейшим образом взаимосвязаны и даже как бы являют собой искаженный образ-способ ее деятельности. Они на этой природе неким образом «паразитируют», с ее же помощью проявляя себя в ней. В этом смысле святоотеческая традиция настаивает и на том, что действующие в человеке греховные страсти отчасти даже являются некоторым силовым «производным» нашей природы, впрочем — повторим — природы поврежденной и искаженной грехом.

Именно в этом смысле греховные страсти — это не только наша привязанность к той или иной конкретной духовно-губительной привычке и последовательная греховная устремленность к ее реализации, но и — в широком смысле — любое (осознанное ли, стихийное ли, порой осуществляемое как случайный порыв) усилие человеческого естества, противное воле Божией и совершающееся ей вопреки.

11046648_804297079659936_6115504502296053118_n

Такое богопротивное действие, искаженная душевная сила, неестественное движение людской природы прямо именуется в древнехристианской богословской традиции «страстью».  Вот что пишет преподобный Иоанн Дамаскин: «Душевная сила называется страстью… всякий раз, когда она проявляется вопреки природе. Таким образом, в этом именно смысле энергия называется страстью, когда она возбуждается не согласно с природой, сам ли по себе возбуждается кто-либо, или — от другого… Нисколько поэтому не удивительно, что одна и та же вещь называется и страстью, и энергией (деятельностью). Ведь поскольку движения происходят из самого страстного начала души, они суть некоторые энергии, а поскольку они неумеренны и несогласны с природой, уже не энергии, но страсти. Таким образом, движение неразумной души есть страсть и в том, и в другом значении».

По точному определению преподобного Анастасия Синаита, «противоестественное есть либо то, что Бог создавал не таковым, каковым оно стало, либо то, что Он вообще не создавал, — например, грех и смерть». Два значения понятия «страсть» в его негативном смысле вполне укладываются в обе части этого определения, принадлежащего преподобному Анастасию: с одной стороны, страсть, есть противоестественная  ложно направленная человеческая природная энергия, которую Бог таковой не создавал, и которую исказил в себе сам человек — своим богопротивным стремлением ко греху (первая часть определения); с другой — страсть есть также еще и противоестественное всеянное в человека начало греха, вообще не сотворенное Богом, которое, как и всякий грех, не имеет подлинного онтологического начала, собственного начала бытия, паразитируя на свободной воле падшего человека.

«Страсть» и призвание человека к спасение в Боге

Если «страсть» все же является следствием не только внешних по отношению к человеку губительных искушений, но и имеет основание в искаженных грехом, но все же вполне естественных силах и способностях нашей созданной Богом природной сущности, то как же эти силы и способности должны быть в нас исправлены и положительно реализованы — в соответствии с изначальным Божественным замыслом о них?

11021195_952512084759087_5289155342107432414_n

Вся человеческая природа призвана к спасению. И раз это так, то можем ли мы, безусловно утверждая необходимость умерщвления властвующих в нас конкретных духовно-губительных греховных страстей, в то же время говорить не только о победе над влекущим нас ко греху страстным началом как таковым, но и стремиться к его — силой Божественной благодати — исправлению, пересозиданию, преображению,? Действительно, если страстное начало в человеке есть природная составляющая, одна из сил неразумной части души, то не призвано ли и это страстное начало — вместе с полнотой всей нашей природы — к теснейшему единению с Богом по благодати, к совершенству богопричастности? Возможность подобного обожения страстного начала человеческой природы и является вторым интересующим нас вопросом, ответ на который также безусловно следует искать в святоотеческой традиции…

По мысли Святых Отцов Востока, подобное исправление нашего природного страстного начала оказывается возможным лишь тогда, когда христианин ведет подлинно богоугодную жизнь, исполняет Божественные заповеди, плачет о грехах и побеждает властвующие в душе конкретные губительные страсти — через все это совершенствуясь в смирении. По слову святителя Григория Паламы, некогда охваченный страстями ум, ныне искренно борющийся с помыслами и плачущий о грехах, «…сообразно мере сего плача получает милость утешения; и если при этом укрепится в смирении, то полностью преобразит и страстную часть души».

Итак, в спасаемых такое преображение страстного начала человеческой природы безусловно происходит. Каков же механизм этого духовного процесса? Подобное «спасение» страстной силы души — как ее исправление и освящение — осуществляется в христианине путем как бы некоего «перенацеливания» вектора этих сил — с телесных наслаждений и мирских чувственных удовольствий на Божественную реальность, и в то же время — через подчинение этого страстного начала неразумной души нашему разуму (как это и было изначально замыслено Творцом в отношении человека), а также благодаря достижению некоей умеренности в проявлении этих сил, их как бы «умаления», нормализации сил их порывов.

12034288_758072314321941_6018406968631186341_o

Яркое описание некоторых сторон такого исправления, преображения страстного начала в человеке, и даже достижения этим страстным началом — в единстве всей полноты человеческой природы, спасаемой силой Божественной благодати, — подлинной богопричастности, мы находим в творениях преподобного Максима Исповедника.

Говоря об этом, преподобный Максим касается и ряда важных частных моментов подобного таинственного духовного процесса: в том числе, он рисует картину того, что же происходит при таком преображении страстного начала с двумя основными силами страстной неразумной части души — чувственно-пожелательной, проявляющей себя в человеческой природе как вожделение, а также эмоциональной: «...у кого ум всегда с Богом, у того и желание перерастает в Божественную страсть, а ярость вся целиком превращается в божественную любовь. Ибо, благодаря долговременному сопричастию с Божественным озарением, он (ум) весь становится световидным, и, тесно связав с собою страстную часть свою, превращает ее в нескончаемую божественную страсть и непрестанную любовь, целиком обратившись от земных вещей к Божественному».

О подобном же «перенацеливании» страстной силы человеческой души с мира — с его преходящими удовольствиями — на Божественную реальность, о достигаемом христианином преображении страстной вожделеющей любви ко греху в любовь к Богу, не менее ярко, чем преподобный Максим, пишет и святитель Григорий Палама. Вот что он пишет: «любящие Прекрасное не умерщвляют страстную способность души и не запирают ее в себе бездейственной и неподвижной, потому что им тогда будет нечем любить добро и ненавидеть зло, нечем отчуждаться от порока и привязываться к Богу. Они уничтожают только расположенность этой силы к злу, полностью превращая ее в любовь к Богу, по первой и великой заповеди: “Люби Господа Бога твоего всей крепостью твоей” (ср. Мк 12, 30), то есть всей силой. Какой всей силой? Ясно, что страстной; ведь она и есть то в душе, что способно любить».

Тем самым, подлинной святой страстью здесь оказывается страстная устремленность к Божественному. Но как же соотнести подобные утверждения святых Отцов с общей аскетической мыслью о том, что христианин призван к умерщвлению в себе страстей и к достижению полного бесстрастия?

По мысли преподобного Максима Исповедника, подлинным идеалом христианской жизни является «совершенное бесстрастие, которым удаляется любое страстное и лишенное света помышление духа». Остается ли место какой-либо страстности, пусть даже страсти «по Богу» там, где должно царить полное и совершенное бесстрастие — как невозмутимость безгрешного и бесстрастного преображения в Боге?

StMaximos

Святоотеческая традиция решительно утверждает возможность такого преображения в Духе Святом страстной силы в людской природе. И основывается она на том, чтосамо бесстрастие отнюдь не следует понимать в смысле умерщвления этого страстного начала в человеке. Напротив, бесстрастие — это совсем не пассивность, не некий бездеятельный покой, и тем более — не умерщвление страстной силы неразумной части души, но, наоборот — ее наивысшая и наилучшая предельная силодейственная активность, осуществляемая ею в соответствии с Божественным замыслом о человеческой природе. По свидетельству «Святогорского закона» под бесстрастием следует понимать не «состояние омертвения страстной части души», но наоборот — «состояние ее деятельности, направленной к лучшему, — когда страстная часть целиком отвратилась от злых дел и обратилась к добрым, утратив дурные свойства и обогатившись благими» и когда «страстная часть души изменилась, освятилась, но не умертвилась». Итак, не сожжение собственной души до кучки холодного пепла требуется от христианина, а живая огненная, преображающая деятельность в Боге, в Христе. Это в идеале, конечно!

Святитель Григорий вновь и вновь повторяет, что страстное начало в человеческом естестве при достижении христианином подобного «действенного бесстрастия» целиком и полностью обращается в устремленность Божественной любви. Он пишет о том, что «бесстрастие — это не умерщвление страстной силы души, а ее направление от худшего к лучшему и ее действие в божественном состоянии, когда она полностью отворачивается от дурного и обращается к прекрасному; и бесстрастный для нас тот, кто избавился от дурных состояний и обогатился добрыми… Злоупотребление силами души плодит отвратительные страсти, как злоупотребление познанием сущего превращает мудрость в безумие;

7bedb8e3fb484c1da8fbd7a0e1557d2b

Но если человек будет употреблять их хорошо, то через познание сущего придет к Богопознанию, а через страстную способность души, стремящуюся к той цели, для которой она создана Богом, добудет добродетели… Этого достигнет, говорю, не тот, кто их умертвит, потому что он окажется тогда равнодушным и неподвижным для божественных свойств и состояний, а тот, кто подчинит себе страстную силу так чтобы, подчиняясь уму, своему природному главе, и послушно идя к Богу, она благодаря непрестанной памяти Божией закрепила себе божественное расположение и поднялась до высшего состояния, то есть до любви к Богу…».

Следует также заметить, что, по мысли Святых Отцов, достигаемая  в состоянии бесстрастия такая «святая страстность» способствует не только «нормализации» бытия сил неразумной части души, но и сказывается на образе существования и деятельности телесных сил и устремлений человека. Как прежде, в состоянии греховной страстности, тело выступало как бы «сотрудником» инициатора любой страсти — души, устремляясь ко греху плотскими расположениями, так и теперь, но наоборот, по мысли все того же святителя Григория, тело наравне с душой получает доступ к активному и деятельному участию в «благостыне» освятившегося и преобразившегося страстного начала души.

Все это даже позволяет преподобному Максиму Исповеднику предельно сблизить и даже почти отождествить в одном из своих текстов понятия «страсть» и «преображение в Боге»: страсть как пребывание в состоянии обожения. По мысли Максима, понятие «страсть» — в своем высшем положительном смысле — может одновременно означать две неразрывно связанные между собой реалии духовной жизни. Здесь — и претерпевание человеком даруемого ему Богом состояния обожения, и, одновременно с этим, людская природно-силовая способность очистившейся от греха души, в ответ на этот Божественный дар, страстно к нему возвыситься и дар это великий принять.

Таким образом, в тексте преподобного Максима два значения понятия «страсть», почти сливаются в описании того  союза любви Творца и Его творения, что соединяет — через взаимную устремленность Друг навстречу другу — подающего Свою благодать Бога и страстно ищущего этой благодати обожения человека…

405_dionisiat

Восточное святоотеческое учение признает возможным и даже необходимым достижение страстной частью нашего естества (конечно же, не в отрыве от всей полноты человеческой природы) состояния богопричастности. Это бывает осуществимо путем преодоления порабощенности страстного начала человеческой души греху; благодаря подчинению этого начала человеческому разуму, а через посредство разума — и Самому Богу; через приведение образа существования и деятельности страстного начала души в соответствие с изначальным творческим и спасительным Божественным замыслом о нем; посредством «перенацеливания» природной страстности с мирских удовольствий и привязанностей на достижение непреходящих небесных благ, к  восхождению к Богу. И оказывается для нее это возможным как раз потому, что именно эта страстная сила, по слову святителя Григория Паламы, «и есть то в душе, что способно любить»

Вот еще несколько святоотеческих цитат на интересующую нас тему:

«Бог не есть ни виновник, ни творец зла, — пишет св. Иоанн Лествичник— Посему заблуждаются те, которые говорят, что некоторые из страстей естественны душе. Они не разумеют того, что мы сами природные свойства к добру превратили в страсти! По естеству, например, мы имеем семя для чадородия, а мы его употребляем на беззаконное сладострастие. По естеству есть в нас и гнев, но на древнего оного змия; а мы его употребляем против ближнего. Нам дана ревность для того, чтобы мы ревновали добродетелям, а мы ревнуем порокам. От естества есть в душе желание славы, но только горней».

То же говорит и св. Исаак Сирин: «Страсти суть нечто придаточное, и в них виновна сама душа, ибо по природе свой райской душа бесстрастна... Посему никто да не хулит Бога, будто бы Он в наше естество вложил страсти и грех».

Преподобный Максим Исповедник: «страсть… есть злоупотребление естественным действием, а такое злоупотребление способом естественного действия появляется тогда, когда присущее какой-либо силе естества движение направляется к противоестественному».

Так же говорят и другие отцы.

Вернемся к книжке британского писателя

Коэн считает, что мы должны перестать говорить об алкоголизме, заменив его словом «страсть», «пагубная привязанность». Пьяница привязан к бутылке, потому что он не может полностью быть привязан к чему-то еще.  Так что настоящий, освобождающий противовес пьянству — это не воздержанность. Это множественные и глубокие связи с людьми.

В высшем смысле -  это соединение со Христом в Церкви вместе с братьями и сестрами по вере. Изменение на добропорядочный образ жизни происходит не вследствие эмоционального возбуждения или мистического опыта, но благодаря Литургии, совершающейся в любви, в отказе от мятежной автономии. В идеале: наше участие в Евхаристии есть общение с нашими братьями и с Богом: мы разделяем общую жизнь и выражаем готовность реализовать ее как любящие и любимые существа. И отбрасывает далеко от себя пагубные привычки.

Вы можете быть зависимым от азартных игр, но никто не подумает, что вы вливаете себе карты в горло. Вы можете быть зависимым от чего-то без всяких химических крючков. 

Каждый согласится, что привычка курить, — наиболее распространенная зависимость. Химические крючки в табаке базируются на наркотике под названием «никотин». Поэтому с появлением в начале девяностых никотиновых пластырей многие испытали приступ оптимизма: теперь курильщики смогут получить все от химических крючков без негативных (даже смертельных) последствий. Они будут освобождены. 

1293082_945244112222555_4903304154170423509_o

Однако Управление государственной службы здравоохранения Европы установило, что только 17,7% курильщиков могут бросить свою привычку с помощью пластырей. Но это еще не все. Если химические вещества влияют на 30 % алкоголизма, то это по-прежнему миллионы разрушенных жизней. То, что доказывает исследование, — химические причины пьянства реальны, но они являются лишь верхушкой айсберга. 

Исследования должны оказать влияние на наше общество. Ведь если не только спирт ведет к алкоголизму? Если к нему ведет отсутствие  сердечных связей с людьми?  Тогда есть выход. Нужно  создать терапию, чтобы помогать алкоголикам, наркоманам и другим зависимым восстанавливать связь с миром и оставлять позади все пагубные страсти. Эта тема касается всех нас, поскольку заставляет нас думать по-другому о самих себе. Люди — связанные между собой существа. Нам нужны глубокие отношения;  без любви мы погибаем, засыхаем, как трава без дождя; наполняем душу страстями, тело пичкаем алкоголем.  Сегодня  в мире люди построили такую окружающую обстановку и культуру, что отрезали самих себя друг от друга, предложив взамен лишь пародию под названием «интернет», «социальные сети», «мобильная связь».

евхаристия

Рост пагубных зависимостей — это симптом более глубокой болезни, касающейся всего нашего образа жизни, в рамках которого мы уделяем больше внимания вещам, сервисам, которые можно купить, чем живым людям вокруг себя. Один писатель назвал 21 век - «веком одиночества». Мы живем в обществе, где для человека проще быть отрезанным от своих собратьев, чем когда-либо раньше.

Но в Церкви иной порядок, иные взаимоотношения, которые дают человеку возможность полноценного, искреннего общения в глубине сердец; общения, что преодолевает разобщенность века сего и дающего каждому духовную силу противостоять любым пагубным зависимостям мира.