Поиск

Жертва на иконостас

Для перевода пожертвований отсканируйте в приложении Сбербанка

Пожертвование на иконостас

Жертва на храм

Для перевода пожертвований отсканируйте в приложении Сбербанка

На уставную деятельность

Мы ВКонтакте


дета на печке         
     

В современном православном мире к профессии актера относятся по-разному: кто-то из священников до сих пор относится к артистам с предубеждением, требуя от них покаяния в этой «лицедейской» профессии, говоря, что они подобны дьяволу, который тоже принимает на себя многоразличные прельстительные личины. Другие считают, что дар артиста не затрагивает никаких человеческих глубин и сродни «игре» Деда Мороза  в Новогоднем утреннике.  Споры не утихают и никогда не утихнут. Ибо в этой художественной сфере действительно много злоупотреблений дарованием и отступлений от идеала, который Господь дал этому таланту. На Рождественских чтениях лет десять назад шли дискуссии на самом высоком уровне, нужен ли нам  Интернет,  не бесовское ли это изобретение и, вообще, как  относиться к компьютеру? Что такого произошло за эти малые годы, что православное сообщество во многом переменило свои взгляды на компьютерные технологии?  Мы стали умней, талантливей, терпимей, глубже? Сомнительно. Но одно мы приобрели точно: опыт православного телевидения, православных сетевых ресурсов и православного театра.

Когда театр не является проповедью человеческих страстей, а становится  проповедью Евангелия в самом широком смысле этого слова, не Евангельского текста, а жизни по Евангелию. Именно по этой простой, но объективной причине нам и следует поговорить об идеалах актерской профессии,  артистического дарования.

В современном православном мире к профессии актера относятся по-разному: кто-то из священников до сих пор относится к артистам с предубеждением, требуя от них покаяния в этой «лицедейской» профессии, говоря, что они подобны дьяволу, который тоже принимает на себя многоразличные прельстительные личины. Другие считают, что дар артиста не затрагивает никаких человеческих глубин и сродни «игре» Деда Мороза  в Новогоднем утреннике.  Споры не утихают и никогда не утихнут. Ибо в этой художественной сфере действительно много злоупотреблений дарованием и отступлений от идеала, который Господь дал этому таланту. На Рождественских чтениях лет десять назад шли дискуссии на самом высоком уровне, нужен ли нам  Интернет,  не бесовское ли это изобретение и, вообще, как  относиться к компьютеру? Что такого произошло за эти малые годы, что православное сообщество во многом переменило свои взгляды на компьютерные технологии?  Мы стали умней, талантливей, терпимей, глубже? Сомнительно. Но одно мы приобрели точно: опыт православного телевидения, православных сетевых ресурсов и православного театра.

Когда театр не является проповедью человеческих страстей, а становится  проповедью Евангелия в самом широком смысле этого слова, не Евангельского текста, а жизни по Евангелию. Именно по этой простой, но объективной причине нам и следует поговорить об идеалах актерской профессии,  артистического дарования.

водопад
   

Начнем с самого начала с истоков реки «Фисон: она обтекает всю землю Хавила, ту, где золото» (Быт.2,11). Адам обладал в раю полнотой человеческой природы, максимальной полнотой.  Собственная человеческая природа  была для него ясна, как летнее утро. Он владел ею в совершенстве, и не только процессами чувств: зрением, обонянием, осязанием, но и процессами роста, жажды, голода, сна. Адам был способен максимально развить потенции  человеческой природы в синергии, в союзе с Богом. Но этого не произошло. Теперь это дело будущего, нашего будущего с вами, дело Церкви Христовой. После же Первобедствия, грехопадения,  современный человек обладает  меньшим потенциалом, меньшими возможностями, талантами и дарованиями, которыми  обладал Адам в раю, но не как не большими. Человек  оскудел не количественно, а качественно, онтологически. Он утратил власть над своей природой, а, в конце концов, над самим собой. 

Начнем с самого начала с истоков реки «Фисон: она обтекает всю землю Хавила, ту, где золото» (Быт.2,11). Адам обладал в раю полнотой человеческой природы, максимальной полнотой.  Собственная человеческая природа  была для него ясна, как летнее утро. Он владел ею в совершенстве, и не только процессами чувств: зрением, обонянием, осязанием, но и процессами роста, жажды, голода, сна. Адам был способен максимально развить потенции  человеческой природы в синергии, в союзе с Богом. Но этого не произошло. Теперь это дело будущего, нашего будущего с вами, дело Церкви Христовой. После же Первобедствия, грехопадения,  современный человек обладает  меньшим потенциалом, меньшими возможностями, талантами и дарованиями, которыми  обладал Адам в раю, но не как не большими. Человек  оскудел не количественно, а качественно, онтологически. Он утратил власть над своей природой, а, в конце концов, над самим собой. 

Господь дал заповедь Адаму возделывать Рай: «И взял Господь Бог человека, и поселил его в саду Едемском, чтобы возделывать его и хранить его» (Быт.2.15).  Не надо думать, что  возделывать Рай человек мог сидя в позе лотоса, одним движением  мысли направляя полки Ангелов на  ту или иную работу, как некий  авторитет, развалившись на райской траве-мураве: тут возделать, там подрезать, там вскопать, там прополоть. Так  представлять «возделывание рая» просто смешно. Все душевные силы, которыми обладал Адам, все духовные  и телесные силы были необходимы ему для возделывания Рая, т.е. для возведения, (возделывать это значит, возводить к чему-то Высшему) всего Космоса в состояние Преображения Тройческой  благодатью Святого Духа.

адам в раю 2
 

Все, что было у Адама, ему было необходимо, как  в пустыне путнику вода. Многими дарованиями был  исполнен первый человек. Но был ли у Адама в Раю дар артистический? Обладал ли Адам в этих святых первозданных природных условиях талантом лицедея? Вопрос правильный. Но только прямолинейный ответ будет ошибочным. Потому что ответ прямой будет – нет, талантом лицедея в Раю Адам не обладал. Тогда следует спросить, а что такое артистический талант? Что это за особое дарование, имеющееся в составе человеческой природы?

Все, что было у Адама, ему было необходимо, как  в пустыне путнику вода. Многими дарованиями был  исполнен первый человек. Но был ли у Адама в Раю дар артистический? Обладал ли Адам в этих святых первозданных природных условиях талантом лицедея? Вопрос правильный. Но только прямолинейный ответ будет ошибочным. Потому что ответ прямой будет – нет, талантом лицедея в Раю Адам не обладал. Тогда следует спросить, а что такое артистический талант? Что это за особое дарование, имеющееся в составе человеческой природы?

Начнем с главного: человек современный имеет ли дарования, которыми обладал Адам в Райских условиях? Да, современный человек имеет такие дарования.  Все ли дарования он имеет? Нет, сегодня умалился человек и потенции его, возможности развития его дарований в пределах этого мира ограничены, но сами по себе они несут бесконечный потенциал. Но как быть с такими талантами как художества, танцевальные дарования? Неужели  Адам и Ева танцевали друг перед другом, разучивали хореографические этюды или может они делали акробатические упражнения, гимнастические фигуры какие-нибудь? Ничего подобного не было. Адам в раю не изобретал азбуку, не плясал,  и, может быть, даже не пел, в нашем привычном смысле слова. Ему это было не надо. Он не рисовал картины и из глины на берегу Божьей  реки не лепил фигурки животных или иных существ. 

Художественные дарования, которыми сегодня обладает человек были направлены совсем на другое. Они были не нужны, не потому что жизнь его была там скудна, а потому что потребности в них не было совершено. Все ремесла, такие как кузнечное, гончарное, ткацкое,  возникли из приспособлений к земным условиям. А искусство,   художество различное, стало способом сообщения людей, сообщения личностей на уровне опосредованных человеческих энергий, косвенных носителей сил. 

Господь оставил нам такой большой, такой разнообразный мир, чтобы мы общались друг с другом на языке танца-жеста, на языке слова, на языке музыки, на языке живописи, на языке скульптуры и т. д. В раю общение  было непосредственным. Оно приближалось больше по природе к ангельскому общению. Ангелам для общения не нужно даже разговаривать, даже мыслями не надо обмениваться, ангельская коммуникация совершенно на другом уровне происходит, поэтому им не нужны картины, не нужны стихи  и музыка. Пение херувимов не похоже на человеческое. 

Господь оставил нам такой большой, такой разнообразный мир, чтобы мы общались друг с другом на языке танца-жеста, на языке слова, на языке музыки, на языке живописи, на языке скульптуры и т. д. В раю общение  было непосредственным. Оно приближалось больше по природе к ангельскому общению. Ангелам для общения не нужно даже разговаривать, даже мыслями не надо обмениваться, ангельская коммуникация совершенно на другом уровне происходит, поэтому им не нужны картины, не нужны стихи  и музыка. Пение херувимов не похоже на человеческое. 

Итак, все художества возникли после грехопадения и могли возникнуть только после грехопадения. Все люди без исключения  облеклись тленной «кожаной»  плотью и стали не способны к тому  взаимопроникновению личностей, которыми обладали в Раю. Во всяком случае, к таким мощным зачаткам общения, подобным общению Богу Святой Троицы. Они были именно на этом пути. Когда же человек утратил подобный генеральный способ общения, то сразу же возникли сотни других, опосредованных возможностей сообщаться. Приведем грубоватый пример, но он будет понятен.  Деньги удобны для общения, но когда денег нет, начинается натуральный обмен и у этого натурального обмена – сотни, тысячи  комбинаций. Можно сапоги обменять на томик Пушкина, можно в голодные годы обменять коробок спичек на золотые сережки, картину художника поменять на пирог, когда ты пухнешь от голода в блокадном Ленинграде, но когда  жизнь более или менее размеренна и социально обеспеченна, и люди друг с другом рассчитываются денежными средствами, то потребность в натуральном обмене практически отпадает.
 
Надо  крепко уяснить следующее:  в Царстве Божием, когда мы вновь вернемся в  благодатные условия жизни, мы не будем писать стихи, слагать песни, рисовать картины, ставить оперы и балеты, плясать русские  народные танцы. В этом не будет никакой нужды! Земные способы культурной коммуникации отживут и никогда больше не понадобятся. Потому что, они   ценны и дороги не сами по себе, а как плоды общения. Если какой – нибудь художник напишет замечательную картину, а эту картину не увидит ни один человек, то смысл ее написания нулевой. «Самовыражаться» можно только в присутствии Другого.
 
Однажды один человек восхитился красивым закатом и  нарисовал его, не имея никаких живописных навыков. Он пришел к другу и сказал: « Я видел красивый закат, вот смотри! Друг ответил: « Ничего здесь красивого нет, здесь одна мазня!»  Человек огорчился, но не успокоился. Он потратил много лет, чтобы научиться рисовать  и  изобразить  однажды увиденный  красивый закат во всем блеске. Когда его друг увидел картину, то воскликнул: « Ах, это действительно, прекрасный закат!» и они вместе возрадовались.   И не потому  так  поступил новоиспеченный художник, что   гордыня  его заела, тщеславие возобладало умом и сердцем, человеку  захотелось всей крепостью души, что бы друг почувствовал тоже, что и он во время закатного солнца. Собственно, это есть основание  общения, когда одно сердце живет теми же впечатлениями, что и другое.В этом и есть любовь, когда у всех «одна душа, одно сердце, одно помышление».

 

взаимность - копия
 

Теперь мы уже совсем близко  стоим перед ответом о природе артистического дарования. Адам обладал артистическим даром не в том смысле, как   например, актер Евгений Леонов или Михаил Ульянов. Этот дар так переплавился  в темном тигле грехопадения, что он приобрел другие черты, но при этом не утратил своего соединения, своей связи с первоначальным идеальным дарованием. Для простоты его можно обозначить так: дар преображения себя, дар вхождения в сердце другого человека, дар сопереживания, причем не на внешнем эмоциональном уровне, когда я что-то слышу, вижу и этому сопереживаю,  нет, это глубочайшее восчувствование другой души, как если бы я сам  это переживал. Так  мать переживает болезнь своего ребенка. Она его боль чувствует, как свою. Она страдает вместе, если не за, ребенка: и физически и душевно! Она соединяются с  ним в болезни по единству человеческой природы. Это бывает и у людей сильно любящих друг друга. Подобное происходит  у близнецов. У каждого из нас есть зачатки всех талантов и художеств. Речь идет о степени дарования. Есть таланты высочайшее, есть  тихие дарования. Не всем дает Господь   одинаковую меру. Бог дарует талант не для того, чтобы человека погубить, а напротив, чтобы человек использовал талант, как  упор  для вхождения в вечность, как дорожный посох для прохождения жизни и смог приблизиться к алтарю Господню, при помощи таланта осмыслить, понять и принять земную жизнь. Талант не костыль, а мы не инвалиды! 

Теперь мы уже совсем близко  стоим перед ответом о природе артистического дарования. Адам обладал артистическим даром не в том смысле, как   например, актер Евгений Леонов или Михаил Ульянов. Этот дар так переплавился  в темном тигле грехопадения, что он приобрел другие черты, но при этом не утратил своего соединения, своей связи с первоначальным идеальным дарованием. Для простоты его можно обозначить так: дар преображения себя, дар вхождения в сердце другого человека, дар сопереживания, причем не на внешнем эмоциональном уровне, когда я что-то слышу, вижу и этому сопереживаю,  нет, это глубочайшее восчувствование другой души, как если бы я сам  это переживал. Так  мать переживает болезнь своего ребенка. Она его боль чувствует, как свою. Она страдает вместе, если не за, ребенка: и физически и душевно! Она соединяются с  ним в болезни по единству человеческой природы. Это бывает и у людей сильно любящих друг друга. Подобное происходит  у близнецов. У каждого из нас есть зачатки всех талантов и художеств. Речь идет о степени дарования. Есть таланты высочайшее, есть  тихие дарования. Не всем дает Господь   одинаковую меру. Бог дарует талант не для того, чтобы человека погубить, а напротив, чтобы человек использовал талант, как  упор  для вхождения в вечность, как дорожный посох для прохождения жизни и смог приблизиться к алтарю Господню, при помощи таланта осмыслить, понять и принять земную жизнь. Талант не костыль, а мы не инвалиды! 

В Московской епархии  служат несколько священников, бывших в прошлом профессиональными артистами, причем артистами  талантливыми. Все они стали замечательными внимательными батюшками. Артистический дар, уйдя со сцены,   они  не утратили, но развернули свет дарования вовне, направили его на другого человека. Они уже всем существом своим вживались не в роль, не в художественный образ, а в чужую страдающую душу. Они чувствуют другого человека, так сильно, глубоко и ясно, что это сердечное  сопереживание целиком охватывает собеседника. Он опытно постигает: его любят и понимают  не за что-то – раздробленно и причинно - , а целиком, всего,  без « грешного остатка». Таких священников народ жалует и бережет. Более того, многие священники, почитаемые прихожанами, как добрые пастыри, обладают этим направленным во вне «артистическим даром». Они есть и здесь у нас в Вятке. Стоит еще раз заметить: это одно дарование  разными гранями сияющее на театральных подмостках и на амвоне Божием.

адам в раю

адам в раю

Это не дар умелого напяливания на себя игровой  личины, не дар, какого-то внешнего соединения с образом,  как раз лицедейство есть лукавое качество дьявола. Мы знаем, что дьявол может принять вид Ангела света, образ херувима, явиться  благообразным старцем или прекрасной девой; он может принять вид интегральной схемы, цветущего куста, сотового телефона последней модели, он может принять совершенно любой образ: младенца, облака, льва, зеленого человечка. Но при этом сущность его остается, как и была – злобной и лживой. Изменение происходит только внешнее, это маска, это ряженый,   личности дьявольской любой образ не касается. Именно поэтому зло ограниченно не только временем и пространством, но и глубиной  эмпатического проникновения в человеческое сознание. Какое бы стало изощренным зло, если бы оно на самом деле, на время, по собственному желанию, могло становиться, хотя бы на оду четверть «добрым»! Бог на уровне природы исключил такую возможность. Каким бы великим благом  зло не прикидывалось, при известной духовной опытности, мы чувствуем его онтологическую неправду, бытийную ложь. В русских народных сказках, начиная с младенческой «Волк и семеро козлят» и заканчивая литературной «Снежной королевой»,  зло остается злом, холодным, схематичным, ледяным,  пусть порой и  чудовищно красивым «родным  голоском» или образом.

Это не дар умелого напяливания на себя игровой  личины, не дар, какого-то внешнего соединения с образом,  как раз лицедейство есть лукавое качество дьявола. Мы знаем, что дьявол может принять вид Ангела света, образ херувима, явиться  благообразным старцем или прекрасной девой; он может принять вид интегральной схемы, цветущего куста, сотового телефона последней модели, он может принять совершенно любой образ: младенца, облака, льва, зеленого человечка. Но при этом сущность его остается, как и была – злобной и лживой. Изменение происходит только внешнее, это маска, это ряженый,   личности дьявольской любой образ не касается. Именно поэтому зло ограниченно не только временем и пространством, но и глубиной  эмпатического проникновения в человеческое сознание. Какое бы стало изощренным зло, если бы оно на самом деле, на время, по собственному желанию, могло становиться, хотя бы на оду четверть «добрым»! Бог на уровне природы исключил такую возможность. Каким бы великим благом  зло не прикидывалось, при известной духовной опытности, мы чувствуем его онтологическую неправду, бытийную ложь. В русских народных сказках, начиная с младенческой «Волк и семеро козлят» и заканчивая литературной «Снежной королевой»,  зло остается злом, холодным, схематичным, ледяным,  пусть порой и  чудовищно красивым «родным  голоском» или образом.

Артистическое дарование, это талант, сопереживательный  талант, по надобности его можно развивать. Если человек чего-то сильно пожелает и приложит старание, то он  может многого добиться в жизни и с малыми способностями. Но бывает так, что Господь дает своему избраннику великий дар. Вспомним слова  Тертуллиана: «Каждая душа по природе христианка», Каждая душа по природе артистична, каждая душа способна к таинственно-сердечному акту общения. В каждом из нас есть способность к сопереживанию, более  того, когда мы, не находим в собеседнике, хотя бы легкой эмпатической тени, который только нудит и нудит о себе, все «о себе любимом» с утра до вечера благовествует, нам с таким человеком становится скучно.  В конечном итоге дружить  с   унылым себялюбцем, никто не хочет, он остается в полном недоуменном одиночестве. Он искреннее не понимает: почему вокруг него социальная пустыня? С другой стороны, именно поэтому людям так нравятся встречи с артистами, ибо как правило,  общение с  ними  всегда воодушевляет. На сцене, на экране, на творческом вечере,  даже в обычной бытовой  жизни, мы ждем от них того же, что запечатлела кинокамера. Заурядный голливудский штамп, если артист – значит необыкновенный человек. Откуда он взялся? 

Артистическое дарование, это талант, сопереживательный  талант, по надобности его можно развивать. Если человек чего-то сильно пожелает и приложит старание, то он  может многого добиться в жизни и с малыми способностями. Но бывает так, что Господь дает своему избраннику великий дар. Вспомним слова  Тертуллиана: «Каждая душа по природе христианка», Каждая душа по природе артистична, каждая душа способна к таинственно-сердечному акту общения. В каждом из нас есть способность к сопереживанию, более  того, когда мы, не находим в собеседнике, хотя бы легкой эмпатической тени, который только нудит и нудит о себе, все «о себе любимом» с утра до вечера благовествует, нам с таким человеком становится скучно.  В конечном итоге дружить  с   унылым себялюбцем, никто не хочет, он остается в полном недоуменном одиночестве. Он искреннее не понимает: почему вокруг него социальная пустыня? С другой стороны, именно поэтому людям так нравятся встречи с артистами, ибо как правило,  общение с  ними  всегда воодушевляет. На сцене, на экране, на творческом вечере,  даже в обычной бытовой  жизни, мы ждем от них того же, что запечатлела кинокамера. Заурядный голливудский штамп, если артист – значит необыкновенный человек. Откуда он взялся? 

Один дотошный зритель поделился своим опытом просмотра спектакля  «Живы будем — не помрем!» по В. Шукшину  в Русском духовном театре «Глас»: «Когда смотришь этот спектакль, то как будто мирный живой  взрыв происходит на сцене, какая то совершается атомная священная реакция!  В жизни артисты  другие люди, на сцене они не становятся лучше, не становятся волшебникам. Они преображаются в героев, которых играют, высвобождаются такая мощная сила выхода за границы своей душевно-плотской  индивидуальности, возникает такая театральная «душевная соборность», что она воздействует на твое сердце всецело и ты уходишь из зрительного зала с радостью, как будто после праздника православного. Душа кипит от духовного веселья. Я еще больше скажу, когда артист играет на сцене настоящего злодея, играет вдохновенно, талантливо,  со всем ужасом ранящего зла, все равно сердце наполняется странной освобождающей   радостью. Мы знаем, что этот актер на самом деле не злодей,    мы чувствуем, что ему тяжело, как нормальному человеку, перевоплощаться в злодея, ему мучительно жить на сцене в данном артистическом образе, но он творит злую реальность временно, ради нас  зрителей, чтобы мы, узрев, вот так вот скажу патетически,  лицо зла, навсегда отказались погружать сердце  в темную бездну греха». 

Разумеется,  подобное сценическое оживление зла рождает множество вопросов. Не опасно ли для артиста многократно  изображать темные образы, не как доверчивого глуповатого  черта в «Вечерах на хуторе близ Диканьки»,  а когда  человек играет сегодня - вампира, завтра – оборотня,  послезавтра – Минотавра? Не прилепится ли к его сердцу темный образ? Талант получен, выбор за человеком. Человеку дана свобода небесное дарование  использовать, как во благо, так и во зло. Во время создания неоднозначного художественного образа, артист становится способен, так сопережить злу, что темная сила  начинает воздействовать и на зрителя.

Дали - копия
 
Образ восходит к Первообразу. Если начертать на стене дьявольский символ,  то он  будет восходить к первообразу отрицательной духовной сущности самого нечистого. Поэтому  на иконах бесов никогда не пишут лицом к молящимся, они никогда не смотрят на людей. Их изображают в профиль или со спины. Они всегда попираемы в аду. Никогда они не торжествуют. Так и здесь в православной театральной среде необходимо найти границы для показа злых сущностей. Но это отдельная большая тема. Можно обратить во зло любой талант, талант живописный в том числе,  выплескивать на картину свою инфернальную душу,  рисовать мертвые тела, оскаленные кровавые пасти и прочее. Деятели постмодернизма много нам принесли подобных  надкусанных соблазнительных плодов и сегодня говорить о том, что талант всегда от Бога и поэтому все, что он ни создает - вдохновлено свыше,  неправильно.  Да, талант от Бога, но талант дан еще и человеку, а человек может поставить талант на служение собственных страстей. Простой пример, художник начинает изображать тьму плотских кошмаров. Неужели это вдохновляется Богом? Художник  попирает свой талант. Он зарывает его в землю страстей. Вдохновение у него нервное, психофизическое, а не от Духа Святого. Часто из культурного «стана хананейского» приходится слышать: «Все от Бога!  Все настоящее и подлинное в художестве сходит с голубиных Небес!» Увы, бывает и «подлинное и настоящее» произведение, но не  от Бога, а снизу от человеческих страстей.
пух - копия
 

Итак, талант артистический - это талант глубинного соучастия, сопереживания другому, и когда артист являет на сцене какой-либо персонаж, то этот персонаж не из воздуха появляется. Он имеет привязку к личности автора и соткан из множества других опосредованных  образов людей, и поэтому он несет в себе  личностную творческую энергию,  даже если это какой-нибудь Мумий Тролль, Чебурашка или  Винни Пух. Весь персонаж излился из сердца автора. И когда артист играет Винни Пуха, то он сопереживает не вымышленному герою Винни Пуху,  он не разгадывает душу этого смешного медвежонка.   Винни Пух средоточие того, что бы хотел совершать  каждый ребенок. Это квинтэссенция детского счастья!  Воплощая на сцене Винни Пуховский образ артист дарует нам  именно эту радостную энергию детского счастья., а не какую-нибудь выдуманную, совершенно несуществующую. Тоже самое относится и к Буратино и к Карлсону и к Нильсу, ко всем детским сказочным образам.

 
Со-общение, выход  за границы своего «Я»,  то, что в богословии называется перихорезисом, взаимопроникновением личностей, есть ничто иное как  отблеск райского общения.  В высшем смысле, все люди - артисты одного театра по имени Земля, и, когда говорят весь мир - театр, можно не смущаясь ответить: да «весь мир театр, а люди в нем актеры», но не в том привычном понимании, что мы разыгрываем  друг перед другом какие-то роли,  а в том смысле, что все мы  хотим соединиться в любви и творить одно действие, не один повседневный  внешний спектакль, а одну мистерию, одну Литургию   нашей жизни. Мы желаем творить по дару Христа на земле подобие Троичного общения, поэтому в некотором смысле , театр в душевно-художественной сфере можно назвать душевной «литургией» , телесно-душевным «соборным» действием.  Смущаться приложением слова «литургия» к мирским феноменам не стоит. Может быть кто не знает, в буквальном переводе «литургия» означает «дело народа» «общественное событие», примерно того же рода, как постройка корабля. 

Театр никогда не заменит ни телевизор, ни кино, ни интерактивный видеочат, ни какая-нибудь голографическая картинка. Театр никогда не умрет. Приходя в Церковь мы нуждаемся  не только в молитве перед иконой, нам хочется поставить перед ней свечку; нам желательно не только спеть «Отче наш», но, чтоб батюшка нам лоб маслом помазал; нам радостно не только благоговейно постоять на Литургии, но и вкусить Тайны Божии. Похожее происходит только в душевной сфере и с человеком, когда он приходит в театр. именно этого соучастия и жаждет зритель,  именно этого совместного сопереживания хотят и ждут актеры. Все настроены на воплощение единого  художественного действия. Вот это и есть  душевно-творческое  двуединство актеров и зрителей в сценическом пространстве спектакля.

Нектарий 

Оптинский старец Нектарий

У Адама был «артистический дар», но он служил не для того, чтобы изображать перед Евой зверей, птиц, херувимов, важно шествуя перед ней. Великий сердечный талант   был дан первому человеку, чтобы почувствовать свою жену, как самого себя. Стать с ней одним психофизическим целым. Этот дар не покинул человеческое сердце. Он видоизменился, умалился, он трепещет, как  можжевеловый  куст  под порывами  зимнего ветра. Но он , как бы ни было странно,  живет и  «во время оно» плодоносит  на душевном древе человека. 

Один из последних Оптинских старцев, Нектарий, однажды увидел фотографию актера  Михаила Чехова на театральных подмостках, он был в гриме, он играл роль в трагедии Шекспира. Когда старцу показали фотографию, он сказал: «Приведите ко мне этого человека, ибо на него сходит Дух Божий». Удивительные слова!  Во время театрального представления на человека сходит Дух Божий. Это «сиятельное «схождение» увидел духовно опытный. прозорливый старец, не просто человек,  многому научившийся в жизни или некий молодой священник, решивший в таком патриотическом, протестантском духе потрафить, словесно покадить артистическому дарованию. Нет, он увидел схождение Духа Божьего и сказал о схождении Духа Божьего!  Михаил Чехов через некоторое время приехал к старцу Нектарию и после этого навещал его в Оптиной множество раз и, скорее всего по благословению старца, видимо предчувствующего, что артист сгинет в сталинских лагерях, он эмигрировал из России. Факт «схождения Духа Святого» во время спектакля, как свидетельство, очень важен. Возможно, что каждый раз,  когда на сцене разворачивается талантливое «соборное» действие, сопереживание, то оно не обходится без Духа Божьего и человек опытный в духовной жизни это может постичь.

михаил Чехов

Артист Михаил Чехов

Несомненно, театр это не Литургия, не Церковь. Не надо смешивать. И Литургия, как некоторые считают,  тоже не театр. Ничего нет в Литургии от театра. Священник не изображает Христа, диакон не изображает архангелов, а прихожане не изображают святых людей. Мы не играем, мы живем, максимально как возможно на духовном уровне.. Нечто подобное можно отнести и к театру. К. Станиславский однажды таинственно заметил: «Настоящий актер не играет, он проживает на сцене короткий отрезок жизни».  Настоящий актер чувствует себя не только героем какого-либо образа, он словно парит над ролью, он видит и слышит гораздо больше из того, что происходит вокруг. И в зале, и в нем самом, и в других людях.  Он так полно чувствует своих партнеров по спектаклю, что пребывание в творческом сопереживании становится для него жизненной необходимостью. Без него он начинается «задыхаться» среди разобщенного расколотого земного мира.   Православные  люди знают, что такое Литургия, что такое соборность, только еще на более глубоком, высоком мистико-онтологическом уровне; причащаясь от одной  Чаши, они тоже сердцеведствуют, как тягостно не быть на Литургии, не причащаться вместе со всеми.  Особенно на праздник. Как душа стремится причаститься вместе со всеми на Пасху! И душа ни во что  не играет. В конечных судьбах мира упразднится все:  и театр и храмы и престолы, - останется только Бог, Его любовь, люди и их вечное общение в   мире и творческой радости.