Поиск

Жертва на иконостас

Для перевода пожертвований отсканируйте в приложении Сбербанка

Пожертвование на иконостас

Жертва на храм

Для перевода пожертвований отсканируйте в приложении Сбербанка

На уставную деятельность

Мы ВКонтакте

russia_280120102308_7

О тайне грубой телесности 

Как ни странно, но людям во все времена было понятно, почему они обладают бессмертной душой, но совершенно было неясно, для чего Бог наделил их грубым материальным телом, да еще и подверженным различным тяжелым болезням, увечьям и смерти. Им всегда казалось, что это какая-то странная Божья прихоть, незапланированная ошибка, сбой во время акта творения человека. В лучшем случае, человека нужно было создать подобно ангелам с легкой огнезрачной телесной оболочкой, но только без «крови и пота». Даже атеисты, отрицая бытие вечной души, смотрят на плотской состав человека с некоторым удивлением, отчего, дескать, его величество космос, создал человека таким беззащитным перед стихиями мира, таким легко повреждаемым и убиваемым, без  двойного ряда регенерирующих зубов, без толстой кожи носорога и этой ужасной, животной потребностью через каждые несколько часов набивать желудок пищей, не говоря уж о "награждении" подлой, унижающей человеческое достоинство, скотской выделительной системой? Действительно, тело человека – это одна из «великих загадок Бога» (патриарх Софроний Иерусалимский). Богословы и философы, вглядываясь в эту телесную антропологическую тайну, до сих пор искренне разводят руками: «тайна сия великая есть». Христианские святые учителя указывают на грехопадение, через которое мы были низвергнуты на землю и обрели современный плотский, «черненький» вид. Поэты, созерцая нашу бренную, хрупкую плоть откликаются стихами, полными изумления и трепета перед ее очевидной Богозданностью, как например, юный Мандельштам: 

«Дано мне тело - что мне делать с ним,
Таким единым и таким моим?
За радость тихую дышать и жить
Кого, скажите, мне благодарить?
 
Я и садовник, я же и цветок,
В темнице мира я не одинок.
На стекла вечности уже легло
Мое дыхание, мое тепло.
 
Запечатлеется на нем узор,
Неузнаваемый с недавних пор.
Пускай мгновения стекает муть
Узора милого не зачеркнуть». 

 

addon

Каждый человек «садовник и цветок» в одном лице. Как это возможно, чтобы «цветок» поливал сам себя из лейки? Речь о простом. Каждому Богом дарована телесность, которую он призван преобразить Божьей благодатью. Как «преображать» душу знает всякий: жить по Заповедям, совершать добрые дела, духовно трезвиться, приобрести опыт глубокой сердечной молитвы, принимать участие в церковных праздниках и регулярно «приступать к Тайнам Господним». Примерно так. А как свою телесность «осиять» Духом Святым, когда она такая прожорливая, склизкая, потливая и постоянно требующая бани и мочалки? Помним, конечно, дивные слова апостола, что «пища для чрева, и чрево для пищи; но Бог уничтожит и то и другое. Тело же не для блуда, но для Господа, и Господь для тела

c743fba6e43a


Бог воскресил Господа, воскресит и нас силою Своею. Разве не знаете, что тела ваши суть члены Христовы? Итак, отниму ли члены у Христа, чтобы сделать их членами блудницы? Да не будет! Или не знаете, что совокупляющийся с блудницею становится одно тело с нею? Ибо сказано: два будут одна плоть. А соединяющийся с Господом есть один дух с Господом…  Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святого Духа, Которого имеете вы от Бога, и вы не свои? Ибо выкуплены дорогою ценою. Посему прославляйте Бога и в телах ваших и в душах ваших, которые суть Божии» (1 Кор. 6.  13-20). Какую загадочную вещь возвестил апостол – наши тела «члены Христа!» Вот эти самые, которые страдают, утомляются, требуют сна и пищи, они и есть, оказывается, живые части Богочеловека Христа! И как это понять, что мое тело «для Господа и Господь для тела»? Это далеко не праздный вопрос! Святитель Феофан Затворник, хорошо усвоивший уроки толкования святого Иоанна Златоуста так поясняет апостольские слова: «Но как Господь телу? – Господь воплотился, чтобы входить в общение с нами, со всем нашим естеством, воспринятым от нас. И благоволит Он входить в такое общение таинственно, с душою Божеством и душою Своею, а с телом – Божеством и телом Своим. В сем отношении и Он благоволит телу нашему сообщиться, или быть и телу. Это место темновато. Чтобы сколько-нибудь его просветить, не следует в мыслях своих в нас тело отделять от души, а в Господе следует созерцать все Богочеловечество».

54164293_Feofan_Zatvornik_XL

Святитель Феофан Затворник

Святой Златоуст говорит: «Тело создано не для того, чтобы ты жил невоздержно и прелюбодействовал, равно как и чрево не для того, чтобы ты предавался чревоугодию, но чтобы оно служило Христу, как Главе, и Он был Господь телу. Устыдимся же и устрашимся, что мы, удостоившись такой чести, соделавшись членами Его, главенствующего над нами, бесчестим себя такими пороками». Ничего себе, святитель Феофан, этот дерзновенный и неустрашимый покоритель смысла Слова Божьего признается, что, дескать, «это место темновато»! Слабо сказано «темновато», эта фраза «тело для Господа и Господь для тела» вообще «темный дремучий лес», полный «священный мрак», чего уж тут скрывать. Наше тело, - учит святой Иоанн Златоуст, - ни больше, ни меньше создано не для приема пищи и пития, не для совершения каких-либо других естественных потребностей для поддержания жизни вечной души, все это не главное. Тело создано, чтобы «оно служило Христу, как Главе и Он был Господь телу». Выше и таинственней о предназначении нашей телесности в истории человеческой мысли, пожалуй, никто еще не сказал.   И еще помним слова  апостола Павла, что наше грубое, «скотское» тело «сеется в уничижении, восстает в славе; сеется в немощи, восстает в силе; сеется тело душевное, восстает тело духовное. Есть тело душевное, есть тело и духовное. Так и написано: первый человек Адам стал душою живущею; а последний Адам есть дух животворящий» (1 Кор. 15. 43-45).

1334488862_ioann_zlatoust

                                                  Святитель Иоанн Златоуст

О каком еще неприятии телесности в человеке, о «мешке, наполненном костями, салом и тухлой водой», может идти речь? Эти интуиции никогда не были « от плоти и крови»  учения Церкви о человеке и его предназначении.  «Тело для Господа», без него человек будет не ангел, а инфернальный недоделанный гомункул. Он ничего не сможет создать, воплотить, возродить, явить в мире! Он не сможет уподобиться Господу, стать членом Христовым, войти в полноту Царства Небесного и Жизнь Троицы Святой.  Может быть, он и будет платоновским совершенным шаром, но совершенно бесполезным. Вопрос остается: как свою телесность «осиять» Духом Святым? Прикровенно апостол Павел нам отвечает, что это дело Господне, ибо наша телесность «сеется в уничижении, восстает во славе; сеется в немощи, восстает в силе». Наше человеческое дело хранить нашу телесность в чистоте, сохранять ее для Господа и грядущего преображения. Дух замирает, плоть трепещет, «как сие будет?» 

О защитно-духовной функции тела

Святые Отцы приводят одну защитно-онтологическую функцию сегодняшнего грубо-животного состояния   человеческой природы. Они опытным путем, то есть, испытав на себе, дознались, что тяжелая «скотская», в отличие от «легкой», райской, наша телесность промыслительно служит живым щитом против губительного воздействия нечистых духов на «неоперившуюся» человеческую личность. Святитель Игнатий Брянчанинов в «Слове и чувственном и духовном видении духов» об этом защитительном значении пространно пишет: «Боговдохновенный писатель говорит, что по падении первых человеков, Бог, произнесши приговор над ними, еще до изгнания их из рая, сотвори им ризы кожаны и облече их (Быт. 3. 21). «Ризы кожаныя», означают нашу грубую плоть, которая, при падении, изменилась: утратила свою тонкость и духовность, получила настоящую свою дебелость. Хотя начальною причиною изменения и было падение; но изменение совершилось под влиянием Всемогущаго Творца, по неизреченной Его милости к ним, к нашему величайшему благу. Чрез допущение дебелости нашему телу, мы сделались неспособными к чувственному видению духов. Если бы мы находились в чувственном общении с демонами, то они, в кратчайшее время, окончательно развратили бы человеков, непрестанно внушая зло, явно и непрестанно содействуя злу, заражая примерами своей постоянно преступной и враждебной Богу деятельности.

rozhdestvo_hristovo._fragment_rospisi_nikolskogo_sobora_v_vene  

Тем удобнее они могли бы совершить это, что падший человек естественно влечется к злу. Премудрость и благость Божия положила преграду между человеками, низверженными на землю из рая, и духами, низверженными на землю с неба - грубую вещественность тела человеческого. При размножении человечества в его настоящем состоянии падения, тело приносит душе весьма сходное служение с тем служением, которое исполняют пелены для новорожденного тела. Обернутое пеленами тело младенца получает правильность, без пелен члены его, по мягкости своей, могли бы получить уродливые формы: так и душа, облеченная в тело, закрытая и отделенная им от мира духов, постепенно образует себя изучением закона Божия и приобретает способность отличать добро от зла». «Тело – пелены для души» -  это законное духовное обоснование нашей «дебелости», однако, если считать его единственной причиной, по которой Бог после грехопадения определил  для нас в земной жизни «грубую вещественность тела», то возникает вопрос: не слишком ли это большая жизненная плата за «неприкосновенность личности»? «Стоит ли шкурка выделки»? Неужели Господь каким-либо другим образом, если в этом единственная причина ««грубой вещественности тела», не мог оградить человека от тлетворного влияния «духов злобы поднебесной»? К слову сказать, человек стал физически неспособен не только к личному общению с нечистыми духами, но и с ангелами и с Господом Богом. Неужели миллиарды светоносных служителей Божьих и Сам Творец мира, не смогли бы перевесить своей духовно-положительной силой, «заразительным» позитивным примером, злокозненного влияния некой части бывших ангельских чинов? Похоже, что согласившись с таким мнением – единственная причина нашей сырой дебелости  есть защита от воздействия бесов – мы вплотную подходим к дуалистическому мировосприятию, к некой «уравниловке» влияния между Богом и силами тьмы; мы придаем злу слишком «много чести», делаем его неким вторым «падшим богом», с которым, дескать, Бог должен «бороться».

 

3394561bcacd

Красота и зло

 

Никогда не нравилось оборванная цитата  одного из героев Достоевского – Дмитрия Карамазова, что « тут дьявол с Богом борется, а поле битвы - сердца людей...» Во-первых, Дмитрий говорил «о борьбе дьявола с Богом» не во вселенском смысле, а  в точном и конкретном: «Красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы - сердца людей...» Дьявол сражается с Богом в сердце человека не вообще, а  на смертоносном поле красоты, и красоты, конечно же, не «лилий полевых», а чувственно-женской. Каковой и была, собственно, «красота» своенравной Грушеньки Светловой! Тут уж, нечего удивляться, дьявол навык давить «человека» Дмитрия по всем горизонталям и вертикалям, веревки из него вить, все гормональные пробки вышибать с легкостью. Открыт был всем «семи ветрам» страстей средний Карамазов! Но известен и другой опыт «сражения» на боевом поле женской красоты, который и сраженьем-то назвать нельзя. Например, из жития преподобного Виталия Александрийского, мы узнаем, что этот монах, добровольно оставив многолетний пустынный подвиг,  оказался, опять же исключительно по своей свободной воле, в самом центре блудной стихии огромного Александрийского мегаполиса. Поселившись  на частной квартире, монах Виталий трудился днем наемным почасовым работником, а по ночам посещал дома блудодеяний. Войдя в комнату той или другой распутной женщины, он отдавал ей заработанные деньги и кроткими словами убеждал оставить ее порочный образ жизни.

1Header

После этого Виталий становился на колени и до утра, пока женщина спала, молился Богу. Нередко случалось, что женщина, тронутая его словами и, видя, как он усердно молился, приходила в чувство раскаяния и тоже, став колени, начинала молиться. Утром, перед уходом на работу, Виталий брал с женщин клятву, что они сохранят в тайне подробности его посещений. У Виталия была книжица, куда он вносил имена всех известных ему падших женщин. Он постоянно их поминал в своих молитвах. Такой необычный образ жизни Виталия продолжался несколько лет. Жители города возмущались недостойным, как им казалось, поведением Виталия, поносили его почем зря, требовали немедленной церковной расправы над ним у патриарха Иоанна Милостивого, но усилия их были тщетными - монах Виталий продолжал по ночам посещать александрийские притоны. Тем временем добрые слова, молитвы и праведная жизнь Виталия благотворно повлияла на многих падших женщин. Одни ушли в монастырь, другие вышли замуж, третьи начали честно трудиться.

Когда преподобный Виталий скончался, его нашли стоящим на коленях перед иконой. О смерти его узнали спасенные им женщины, они во множестве собрались и рассказали о добродетелях и милости святого. Святитель Иоанн Милостивый радовался, что не поверил клеветникам и не осудил праведника. Затем при стечении покаявшихся женщин, обращенных преподобным Виталием, святой Патриарх торжественно пронес его останки через весь город и предал их честному погребению. Никакой «борьбы дьявола с Богом» в сердце преподобного Виталия не было. Оно было наполнено слезами за погибающих сестер-христианок. Наивно? Святость – нередко для  «ожиревшего» ума именно такой и выглядит. Примеров подобных не «борьбований» в житийной литературе предостаточно, читайте сами, сравнивайте. Глупо отрицать, что монахи на определенной стадии духовной эволюции проходят искус блудных приражений, кстати, далеко не все, но они преодолевают порочные или естественные природные наклонности, свои «домашние»  страсти, а не вселенское  блудное зло некой «вечной женственности». И уж, конечно,  одинокие духовные путники совершенно не возводят духовно-телесный труд по искоренению свой сексуальной энергии на уровень мировой борьбы с дьяволом.  Не сама по себе «красота – страшная сила», а когда она воспринимается в отрыве от своего божественного первоначала, от святых первообразов питающих ее и предстает перед нами в виде пляшущей девицы у железного шеста. Уместно задаться вопросом: почему именно такая, буквально, «голая» красота, так поражает душу, что она забывает о своем вечном предназначении и сама бежит в огонь блудодеяний? Только ли «удобонаклоняемостью ко злу» обусловлена ее плотская гибельная восторженность? Святые Отцы не советовали новоночальным инокам смотреть, даже на собственное тело; благословляли не усердствовать в дружеских рукопожатиях, не говоря уже об услаждении прекрасными  женскими образами. Почему? Вероятней всего, именно здесь открывается та самая «страшная тайна красоты» по Достоевскому – тайна тела человека, которое «для Господа, а не для блуда» и похотливого разжения. Красота голого тела влечет к себе, неодолимо взывает к воссоединению, к полноте нерасколотого бытия, к жизненному акту «без опоясований из смоковных листьев» (Быт. 3. 7). Только вот незадача, в наших земных пострайских условиях  это «родное» желание полного духовно-личностного единства принимает самые уродливые и девиационные формы. И это не исключение, а правило. Так жажда богатства в истоках нашего душевного устроения есть ничто иное, как жажда полноты Божественной Жизни, сугубая страсть современного человека к новостным лентам и сплетням, изначально по сути своей, есть поиск и алчба вечно-новой жизни в Боге. Что делать? Все «проказилось», «весь мир лежит во зле» и всякое первичное, доброе и безгрешное  душевно-телесное движение человека основательно подгнило и обесформилось до неузнаваемости. «Где стол был яств, там гроб стоит». Красоту, как  духовный феномен, не миновала скорбная участь. То, что в раю, служило единственно, подчеркнем, единственно, для великой блаженной радости человека и вечной славы Творца, в земных пределах стало источником многочисленных трагедий, духовных падений, ненависти  и жестких словесных порицаний. Другого и ждать нечего до конца исторических времен. В нашей статье мы  только взошли к истокам подлинной Красоты; определили ее духовную интенцию, выявили причину, по которой человек устремляется к Красоте «всей силой души и сердца» и, не обретая с ней единства, гибнет в собственных призраках и плотских страстях. Поэтому-то и возникают стихи:

«А если это так, то что есть красота
И почему её обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?»

Земная красота – это «сосуд», в который падают лишь искры «огня», исходящие от Престола Божия. В «Патерике» приводится случай, когда один далеко еще не старый монах, увидев купающуюся женщину, возблагодарил Бога за ее красоту, не повредившись в чистоте помыслов, ибо  ум его был полностью занят Красотой Божественной жизни, к которой он возводил всякое земную вещь или явление. Впрочем, это тоже редкость. На монашеский мужской Афон до сих пор женщин не допускают. Иоанн Кронштадтский советовал неустоявшимся душам похожее духовное упражнение «Когда увидишь прекрасную девицу или женщину, или прекрасного юношу, немедленно вознесись к верховной, святейшей Красоте, виновнице всякой красоты земной и небесной, т.е. к Богу; прославь Его за то, что Он из земли делает такую красоту; подивись в человеке красоте образа Божия, сияющего даже в поврежденном нашем состоянии». Достоевскому верно пришлась бы по сердце история, происшедшая с одним благочестивым монахом до падения Константинополя. Думая совратить монаха, некоторые завистливые люди, подослали к нему, одев весьма непристойно,  одну из самых красивых и знаменитых блудниц города, как сейчас бы сказали «валютных проституток». Они втолкнули ее в монашескую келью и заперли за ней дверь. Увидев ее на своем пороге, монах заплакал и, глядя прямо в ее красивое юное лицо просто сказал: «Благодарение Богу, что и после грехопадения он создает такую дивную красоту!» После этого девушка, укоренная собственной совестью, попросила у монаха прощения и вышла из кельи.

13402

В авторитетной святоотеческой антологии «Евергетин» приводится множество знаменательных случаев, раскрывающих духовный потенциал «враждующих сторон»: Бога и дьявола.  Приведет два из них целиком. Пусть кому-то они покажутся монашеским фольклором, в данном случае важна не историческая подложка, а общее смысловое, «притчевое» отношение в монашеском мире к проблеме  равнозначности «битвы дьявола с Богом».

«Одного брата побеждала блудная страсть, и каждый день случалось так, что он совершал грех. И каждый день слезами и молитвами он просил Бога о прощении. Сделав это, он вскоре вновь уступал злому обычаю и совершал грех.   Затем, уже согрешив, он шел в церковь. И, взирая на священный образ Господа нашего Иисуса Христа, он повергался перед ним и, горько плача, говорил:

-Помилуй меня, Господи, и избавь меня от этого злого искушения, что так страшно терзает меня. Я и лица поднять не смею, чтобы созерцать святой Твой образ.

Сказав это и выйдя из церкви, он вновь падал в скверну. Но даже и здесь он не отчаивался. Вернувшись в церковь после того, как согрешил, он все так же взывал к человеколюбивому Господу и Богу:

- С этого дня Ты, Господи, будешь мне свидетелем, что больше я не совершу этого греха. Только прости мне, Боже, то, в чем я согрешил прежде и до сего дня.

Но стоило ему принести эти страшные обеты — и вновь настигал его коварный грех. И уже из этого можно было видеть кротчайшее человеколюбие Божие и Его безграничную благость. Она каждый день оставалась прежней, терпела неисправимое и лукавое отпадение и неблагодарность брата и по множеству милости ожидала его покаяния и окончательного обращения. А он поступал так не год, не два и не три, а в течение десяти лет и более.

Однажды, когда брат вновь впал в грех, он бросился бегом в церковь, плача, стеная и скорбя душой, и стал умолять милосердие благого Владыки о помощи, чтобы избавиться от мерзости блуда. И когда он молил человеколюбивого Бога, начальник зла и растлитель душ наших диавол понял что все напрасно: те сети греха, которые он соткал, брат разрывает покаянием. Тогда, набравшись дерзости, он явился ему видимым образом и, подняв лицо к священному образу Господа нашего Иисуса Христа, закричал:

- Что мне и Тебе, Иисус Христос! Твоя бесконечная жалость побеждает меня и лишает сил: Ты принимаешь этого развратника, этого блудника, который лжет Тебе каждый день, насмехаясь над Твоей державой! Почему Ты не сожжешь его, почему терпишь и сносишь все? Ты же собирался судить прелюбодеев и блудников и погубить всех грешных! Вот уж точно, неправедный Ты Судия — пристрастен и закрываешь глаза на все, как только вздумается Твоей власти! Меня Ты сбросил с неба за ничтожный грех надмения, а этому лжецу, развратнику и блуднику даришь мир и Свое расположение — и лишь потому, что он ползает перед Тобой! Как посмотрю, лицеприятен и Ты: от излишней доброты пренебрегаешь и справедливостью!

Так говорил диавол, мучась от сильной досады, и из ноздрей его вырывалось пламя. Когда же, сказав это, он умолк, тотчас послышался голос от Жертвенника:

- О коварный губитель!? Ты намереваешься взять и поглотить того, кто прибег к Моей неизреченной милости и милосердию? Моя жертва и смерть на Кресте омыли его беззакония!  Ведь и ты, когда он обращается ко греху, не гонишь его, а с радостью принимаешь и не чинишь препятствии в надежде заполучить его. Как же Я не помилую этого брата? Нет, но раз уж он прибегает ко Мне, Я не буду отвращаться от него, пока не обрету его. Я ни от кого не отвращаюсь и никого не изгоняю: даже если каждый день они будет падать тысячу раз и тысячу раз приходить ко Мне — они не уйдут непрощенными. Ибо Я пришел призвать не праведных, но грешных к покаянию.

Когда прозвучал этот голос, диавол замер в трепете, не в силах ничего сделать».

Где тут «следы борьбы» Бога и дьявола? И еще один пример.

«Одного брата борол бес блуда. Однажды, когда он проходил через какое–то египетское село, он увидел одну красивую девушку, дочь языческого жреца, и она запала ему в сердце. Тогда он пришел к ее отцу и сказал:
- Дай мне ее в жены.
  А тот в ответ сказал:
-Ты же монах, тебе нельзя жениться.
- Не вопрос, - ответил монах и снял мантию.
Жрец не унимался:
- Все равно не могу тебе ее дать, пока не спрошу моего бога.
Он пришел в кумирню  к своему идолу и спросил его:
  - Тут пришел какой–то монах и просит мою дочь. Отдать ему ее в жены?
 Бес же ответил:
- Спроси у него, отречется ли он от своего Бога, от крещения и от монашеского звания?
  Служитель бесов вернулся к брату и спрашивает его:
  -Отрекаешься ли от своего Бога, от крещения и от монашеского звания?
- Не вопрос! – сказал монах, - я отрекаюсь от Христа, от крещения и от монашеского звания!
  Произнеся эти предательские слова, монах увидел,  как словно голубь вылетел у него из уст и упорхнул в небо.
  Жрец пошел к идолу и говорит:
  - Все, он согласился. Начисто отрекся.
Бес долго молчал, наконец, ответил:   
 - Своей дочери ему в жены не давай, потому что его Бог не оставил его и все еще помогает ему.
  Нечестивый жрец вернулся  обратно и сказал брату:
- Не могу отдать ее тебе, потому что твой Бог с тобой и все еще тебе помогает.

Услышав это, монах горько заплакал, поднял мантию и вернулся в монастырь. Многими покаянными трудами он заслужил прощение Христово и однажды  как словно голубь встал над его головой и снова влетел в его уста".

01997_ch2

Никаких особых битв Христа с нечистыми духами мы в Новом Завете не встречаем. «Легион бесов» через уста гадаринского энтузиаста трусливо просил Христа: «Пошли нас в свиней, чтобы нам войти в них» (Мк. 5. 12). Заметим не один бес, а целый «легион», великое множество бесов. Кстати, этот Евангельский отрывок замечательно отвечает на богословский вопрос средневековых схоластов: сколько ангелов сможет уместиться на конце иглы? В одного несчастного человека «набилось» такое количество бесов, что выйдя из него, они обдержали и погубили огромное свиное стадо. Человек не создан быть вместилищем для зла. Бог создал его для преображения в Духе Святом. Добра в человека может вместиться бесконечное множество, ибо Бог призвал нас быть «совершенными, как совершенен Отец Ваш Небесный» (Мф. 5.48). Поэтому косвенным образом, исходя из Евангельского текста,  ответ о количестве ангелов, способных уместиться на кончике игле решается в сторону бесконечного числа. Но вернемся к нашей теме противостояния  добра и зла. Думаем, что все же место «битве Бога и дьявола в сердце человека» существует. Оно находится в области сердечной свободы человека, куда Бог не входит в золотых ризах Своей Божественной Славы - «Се стою у дверей и стучу» (Откр. 3-20)  - и Всемогущества, но только на правах словно бы собеседника и друга, тогда как дьявол врывается в нашу сердечную «внутреннюю клеть» подобно насильнику и хулигану. У Бога из «оружейного арсенала» только призыв и любовь, у дьявола – весь смертоносный цейхгауз низменных красных страстей. Вот на этом пятачке сердечной свободы и происходит великое противостояние Бога и дьявола за человеческую душу. Но еще раз подчеркнем, Бог не «борется»  с бывшим ангельским духом, Он стоить «насмерть» только за человека.

Вернемся к нашей основной теме о «загадке»  нашей грубой материальности, которая «сеется в уничижении, а восстанет во славе». Повторим основной вопрос. Зачем ее надо  было сеять «в уничижении»? Чтобы она «восстала во славе». Следовательно, сегодняшнее «уничиженное» состояние нашей телесности, ее грубость есть условие для ее последующего сияющего «восстания во славе», преображения в Духе Святом. У христианских писателей есть еще одно нравственное осмысление телесной «дебелости». Она дана человеку, чтобы он не возгордился подобно дьяволу, своими совершенствами и вновь не пал под ударами собственных тщеславных помыслов. Действительно, трудно сидя на ночном горшке, почувствовать себя  «золотоглавым полубогом»! Однако этот нравственный довод при всей его наглядной и ежедневной очевидности, не может достаточно объяснить всю ужасающую тлетворность и бренность, то есть «грязность», нашего телесного состава. К тому же следует принять во внимание, что Христос воспринял целиком и полностью все наше плотское устроение и этот факт нисколько не умалил Его Божественного достоинства. Человеческое смертное тело не воспрепятствовало Сыну Божьему осуществить свое спасительное служение по изведению человечества от греха и смерти. К слову сказать, отдельным безумцам, наличие мокроты в ноздрях и серных пробок в ушах, не помешало вознести свое имя над земными народами, посчитав себя богами, сошедшими прямо с небес в горизонтальную юдоль страданий. Таким образом, это нравственное осмысление нашей «телесной грубости»  может быть принято только как ограниченно-релевантное. Но возможно наша сырая «огрубелость» имеет самое простое происхождение, без всякого особого смысла и «загадки»? Человек «выпал из гнезда Божьего»,  морально и природно отдалился от источника Святого Бытия, вот и стал похожим на гниющий на грядке огурец? Земля-то рядом, а Бог - далеко!

С одной стороны это утверждение справедливо, но с другой мы знаем, что «И сделал Господь Бог Адаму и жене его одежды кожаные и одел их. И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно. И выслал его Господь Бог из сада Едемского, чтобы возделывать землю, из которой он взят. И изгнал Адама, и поставил на востоке у сада Едемского Херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к дереву жизни (Быт. 3 21-24). Господь отдалил человека от Древа Жизни, чтобы человек в своем желании автономного бытия, не обессмертил свой грех. Вечно живущий человек и вечно согрешающий – это не входило в Божий замысел о человеке! Более того, не безблагодатные условия  земной жизни сделали Адама таким материально-скотским, а Сам Бог «унизил» человека, сделав ему «одежды кожаные и одев их». В Силе Господней было отдалить человека от источника бессмертия, но «унизить не до конца», не опускать его телесную организацию до уровня животных систем, чтобы ему не пришлось отыскивать свое происхождение среди гоминидов и человекообразных приматов. Бог для нашего блага решил поступить иначе. Может быть, он просто вернул человека к его изначальной антропологической точке? Ответа нет. Пожалуй, что мы его никогда и не найдем. Таинственны Судьбы Божии для каждого человека. Загадочен общий, «плотской» путь человечества на земле. Итак, мы приходим к тому с чего начали - сегодняшнее «уничиженное» состояние нашей телесности, есть условие для ее последующего сияющего «восстания во славе», преображения в Духе Святом. Это главное, что мы должны для себя уяснить. Устранение недостаточных ответов это тоже своего рода ответ. 

 

13136.jpeg

Выскажем одно предположение, не претендующее на исчерпывающий богословский тезис. «Уничиженное тело» нам дано для хранения великой «тайны человека», «загадки Бога» (патриарх Софроний Иерусалимский). Повседневному взгляду в обычном облике молодого странствующего еврея Иисуса с горсткой простоватых учеников невозможно было узнать, обнаружить сияющее Божество «Единородного от Отца». Промыслом Божиим оно было сокрыто от людей во все дни земной жизни Иисуса Христа.  Сын Божий « уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек» (Фил. 2.7). Лишь однажды в земной истории Христос предельно проявил Свою «родовую» Божественность, преобразившись перед учениками на горе Фавор. Нет никаких оснований сомневаться, что Божество Христа было хоть на краткий миг скрыто от ангелов.  Священное сияние Его Духа с рождественской колыбели до смертного часа на Кресте изливалось в мир дольний и горний непрерывно. Но земными глазами этот нетварный Фаворский  свет было увидеть невозможно. Христос добровольно скрывал  Свое Всемогущество и Славу, чтобы дать людям свободным небоязненным образом проявить к нему веру и любовь. Фаворский свет - это яркое «доказательство» Божественности Сына Человеческого. Но Господь такие «доказательств» веры личностно ограничивает. Свободный кенозис Божества, умаления Себя ради человека  есть проявление бесконечной, «крестной» любви к роду человеческому.

Человек был создан не только "по образу", но и "по подобию" Божьему (Быт. 1. 26). Подобие Божие в человеке заключается не в многообразии душевно-умных талантов. Они лишь следствие Первого Дара - личностного существования. Личностная бессмертная уникальность каждого человеческого индивидуума, не поддающаяся никакому эмпирическому затиранию, не подвластная в самой своей таинственной сути ни общественной штамповке, ни обезличиванию историческими трафаретами, ни стандартизации под гнетом любой государственной системы, есть именно, то самое «сокровище», «святая святых» человека, которое Бог вручил нам, как свое Божественное «подобие» для возрастания (ипостазирования) в Нем и через Него в Царстве Небесном: «Наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира» (Мф. 25. 34).  Душа не последняя глубина в человеке. Мы не матрешки, состоящие из тела, души и духа, интегрированные в нашу природу с разной степенью материальности. Человек – это двуединство сил, энергий, живых тварных начал души и тела, через которые личность, как Богоподобное средоточие человека,  открывается для других и действует в мире.  Тело не клетка для души, не темница, не «сосуд греха», не одежда, не оболочка, не скафандр, не книжная обложка, не иконный киот. Эти образы телесной интеграции с душой никуда не годятся. Они пришли к нам из дохристианского языческого мира. А вот образы колесницы, верного друга, терпеливого осла, одного из чисел двоичного цифрового кода, даже атома кислорода в молекуле воды Н2O, вполне сносны. Каждая личность человеческая обладает только одной душой и одним телом. Особенно явственно это природное положение прочитывается в земной жизни Иисуса Христа. Сын Божий воспринял  нашу человеческую природу в двуединстве души и тела. Именно поэтому второе Боговоплощение невозможно. Нельзя «выкачать» личность человека или сознание, что далеко  не равнозначно, и поместить в мозг другого человека или в некую галактическую нейронную сеть, как любят описывать подобные новшества писатели-фантасты. Личность, как и сознание, не может по своей или чужой прихоти  разгуливать по разным телам в поисках новых эмоциональных приключений. Душа и тело не психосоматический механизм, который личность использует, как тракторист трактор, нажимая на физические рычаги и душевные педали. Износилось тело-машина, не беда, можно устроить «перезагрузку мозгов» в новые крепкие телеса. Для христианской антропологии эти «прыжки сознания» абсурдны и унизительны. Ни в Священном Писании, ни в трудах учителей Церкви доктрина метапсихоза не присутствует даже косвенным образом.

64525_original.jpg

Наша личностная уникальность открывает перед нами путь вечной свободной жизни, свойственный Самому Богу. Вектор этого Божественного пути Христос определил, как уподобление «совершенству Отца Небесного» (Мф. 5. 48). Как Божество не имеет имени и чуждо всякого наименования, так же не имеет имени и личность человеческая по «подобию», ибо «оно чудно» (Быт. 32. 29). В Боге человеческая личность воскресает из смерти в жизнь Божества. Тут изливает на нее Христос Свою Божественную полноту, тут получает она новое имя, которое превыше всех имен земных.  Личность по самой своей природе неуничтожима. Смерть касается только ее жизненного модуса, способов проявления в условиях тварного мира, в том числе и «загробного». Смерть «ополовинивает», энергийно умаляет бытийствование человека в космосе, «жалит» личность, но ядро человеческого самосознания остается нерушимо и неодолимо.  Именно поэтому человеческие личности, определившие для себя бытие вне любви Божьей, будут удалены в темную область  «в огонь вечный, уготованный дьяволу и ангелам его» (Мф. 25. 41). Понятно, что  разговор о даре личностного существования каждого человека взыскивает более пространного и глубокого разъяснения, но мы пока ограничимся этим. Впрочем, добавим еще несколько высоких слов о  чудесности  личности одного средневекового богослова, сумевшего размыслить о ней дельно и прекрасно, имея в своем распоряжении минимум терминологического инструментария для раскрытия антропологической «загадки Бога». Ему был известен греческий термин «ипостась» или латинский «персона», но в его время они были приложимы исключительно для изъяснения Божественного образа бытия. По отношению к человеку эти богословские понятия не употреблялись. Вместо них он использовал как синоним к  слову «личность» выражение «Первая сила души». Нам его цитата необходима, чтобы показать какую «сокровищницу» заключает в себе наше  тленное тело, «сеемое в уничижении».

Итак, он пишет: «В душе есть сила, которая не касается плоти и времени; она истекает из духа, в духе пребывает и вся - дух. В ней зеленеет и цветет Бог в полной славе и радости которую вкушает Сам в Себе. Там радость так сердечна, радость так велика, что она не может быть постигнута умом, не может быть выражена словами. Ибо Бог в этой силе, как в вечном мгновении. Человек, что живет в одном свете с Богом; не знает ни страдания, ни начала, ни продолжения, но одну ровную вечность. У него, заключенного в самой правде, много отнято, но сущность всех вещей пребывает в нем.

В этой первой силе Бог беспрестанно горит и пламенеет во всем Своем избытке, во всей Своей сладости и отраде. И отрада эта так велика, что никто не может в достаточной мере свидетельствовать и говорить о том поистине. Есть сила в духе и она одна свободна от всех имен и образов, свободна и чиста, как свободен и чист один Бог. Она цельно и замкнута в себе самой, как целен и замкнут в Себе Самом один лишь Бог. В той, первой силе зеленеет и цветет Бог во всем Своем божестве, и в Боге - Дух.  Так цельна и замкнута эта возносящаяся надо всем крепость души, настолько  она выше всякого определения, всяких сил, то Единое, что ни одна душевная сила и вообще ничто, имеющее какую-либо определенность, не могут бросить туда взгляда. Святой Павел сказал однажды: "Благодатью Божьей я есмь то, что есмь"! Высшее действие благодати - привести душу (то есть личность человека - ред.) к тому, что есть она сама! Благодать приходит лишь с Духом Святым. Благодать не есть нечто застывшее, она - вечно становящееся. Истекает она только из самого сердца Отца без всякого посредства. Благодать совершает преображение человека и возвращает его к Богу. Она делает человека подобной Богу. только одно дело совершал Бог извечно. Бог не томится по творению, ибо Бог смотрит всегда в Самого Себя! Но творение томится по Богу. Ибо все, что когда-либо излилось, взирает в оцепенении на Него. Применим это к прообразу. В тот миг, что он впервые бросает взор из Бога наружу, устремляет он его опять внутрь, чтобы с "непокрытым лицом" как у пророка Моисея постичь Божество. Подумай о себе самой, благородная душа (личность - ред.), какое великолепие ты носишь в себе! Ибо возвеличена ты в Богоподобии превыше славы всех творений! Вот как надо понимать, что душа есть Царство Божие. Это должно быть исключительной нашей заботой и исключительно нашим желанием; поскольку мы способны познавать Славу Божию и Славу Души!»

Постоянно возвещаемое православными аскетами «умерщвление плоти», «отвержение себя» во имя достижения Царства Небесного, лишение себя на пути совершенства всех душевных и земных приобретений – это звенья одной цепи, чистые ручьи, сливающиеся в единый поток. Личность человеческая призвана обнажиться перед Богом «до костей», «отдать тело», чтобы принять Дух; стать совершенно голой, «посеяться в тлении» оказаться «падшей в землю зерном пшеничным», чтобы умереть и «принести много плода» (Иоан. 12. 24). Данное нам в обладание земное грубо-вещественное тело для прохождения жизни с его болезнями, очевидной склонностью ко всяческому физическому поражению есть в некотором смысле Божественная «подсказка», помощь от Господа, природно-духовный вектор нашего жизненного модуса, направленного в вечность. Обладая в земных условиях мощной, безупречной, непробиваемой для космических стихий плотью, человеку, как это ни странно звучит, было бы несоизмеримо трудней пройти путь, предназначенный для него «от сложения мира» - «отвергнуться себя», ради преображения себя же в Духе  Святом. Совершенное тело встало бы, словно бронированная дверь сейфа, между Богом и человеком. Мы бы оказались запертыми в нем, как в личной банковской ячейке. Тогда как наши бедные, со всех сторон уязвимые, «сопливые» телеса, даруют нам не только нравственную, но и онтологическую опору в духовно-благодатном становлении нашей личности, этого  «сокровеннейшего человека» в человеке», неизъяснимого самосознания человеческого бытия. Недостаточно было после грехопадения лишить человека плодов Древа Жизни, дающих бессмертие, необходимо было сделать такие «кожаные ризы», чтобы ему было естественно, «легко» сеять их в «уничижении»; чтобы они, говоря упрощенно, самим фактом своей обескураживающей беззащитности помогали человеку спасти и возвысить к Богу «первую силу души» - свою личность.

Как Божество Христа было сокрыто в образе человеческом, так и сияющее Богоподобие человеческой личности спасительно затемнено всеохватной ущербностью нашей физической природы.  Мы призваны Богом хранить свою «дебелую» телесность, как одно из величайших сокровищ, врученных нам Богом в пострайских условиях. Наше тело дано нам удручающее болезненным, ибо только в этом его слабом  состоянии оно, выражаясь образно, способно воспринимать благодать и «сеяться» к преображению в будущей Славе Господней, воистину  – Божия «сила в немощи совершается» (2 Кор. 12. 9). Восковые соты пропускают солнечный свет, а каменная плита его намертво глушит. Наше тело «пропускает» именно в таком невидном образе благодать Христову, оно не препятствует спасительному, «крестному» пути христианина к Богу. Наша скудная телесность есть драгоценная горячая глина в руках Божиих, которая нам только кажется застывшей формой. Она словно греческая амфора с отломанными ручками,  с отбитой  горловиной и растрескавшимся рисунком, в глубине сверкающей «драгоценной жемчужиной». Бог и после грехопадения не разуверился в человеке, ибо каждому из нас вручил самое величайшее, «возлюбленное» Свое творение – Богообразное подобие, дар вечного личностного существования. Более того, Он «пересоздав» Адама, низвел космос и всю живую тварь в состояние соответствующее «униженному», падшему статусу человека, то есть Господь создал новые онтологические условия в мире, в которых человеческая личность, несмотря на грехопадение, могла бы возрастать в Боге. Пример такого возрастания мы находим в Ветхом Завете на примере праведников и пророков, но особенным образом это было явлено в безгрешной жизни Девы Марии. Божественная педагогика увенчалась святым человеческим плодом. Пресвятая Богородица, именно благодаря беззащитному, животрепещущему, «скудельному сосуду» тела, смогла отозваться на Зов Божий и даровать начало жизни Богочеловеку Иисусу Христу. Она могла бы вместе с апостолом Павлов сказать, что «уже не я живу, но живет во мне Христос (Гал. 2. 20).  Человек призван полностью «очиститься», «сгореть в огне», «почитать себя мертвым  для греха, живым же для Бога во Христе Иисусе» (Рим. 6. 11), если желает стяжать уже в земной жизни мыслимое совершенство в благодати, «наследовать Царство Небесное», что по сути своей одно и тоже. «Чистая душа» – это не выскобленная от грязи сокровищница, наполненная до потолка множеством отдраенных до  блеска  бесценных артефактов, а именно «чистое», свободное, как неоплодотворенная женская утроба, вместилище благодати. Все суровые, подчас жуткие телесные подвиги святых, проистекают из этой логики духовного преображения. Довольно будет вспомнить один эпизод из жития Симеона Дивногорца: "Однажды блаженный Симеон попросил себе у приходивших к нему крепкую и жесткую вервь и тайно от всех обвил ею тело свое, так что вервь проникла до костей его; тело его покрылось язвами, из которых изливалась кровь; власяница, будучи смочена кровью, прилипла к телу святого; начала уже гнить плоть его, но святой Симеон мужественно переносил подвиг свой; наконец начал исходить смрад от гнившей плоти его. Иноки, восходившие к нему на столп, не знали сначала, откуда исходит этот смрад; потом же, поняв великий подвиг святого, возвестили обо всем авве Иоанну. Иоанн, ужаснувшись столь великому подвигу, приказал мало-по-малу вынуть верёвку из тела Симеона и запретил ему предавать тело свое столь лютым мучениям".

Человек должен все «потерять», все «отвергнуть» ради Христа,  - «Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня;  и кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня. Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее (Мф. 10. 37-39) -  «он должен свергнуть  неблагое «иго» всех земных  явлений и мысленных образов, отказаться от воодушевляющего созерцания природных красот и культурных феноменов, сделать ум простым и безвидным, как иконная доска. Человеческая личность в этом подвиге восхождения в умный свет Божества должна потерять все земные опоры, стать «ничто» и «никем», как и святые о себе непрестанно повторяли, что «я ничто, последний грешник на земле». Восходящий к Богу должен все потерять даже и саму надежду на возможность восхождения, но «держа ум свой во аде и не отчаиваться».

x_3a4168fe.jpg

Именно в этом был смысл духовно-физических страданий всех великих святых от первых веков до последнего. В житие Антония Великого находим следующий драматический эпизод: «Избитый до полусмерти нечистыми духами преподобный Антоний лежал на холодных камнях своего уединенного жилища. Вдруг раздался такой гром, что жилище Антония поколебалось в самом основании, стены распались, и тотчас в него ворвалось множество демонов, явившихся в виде призраков львов, волков, змей, скорпионов, рысей и медведей; все эти призраки были крайне страшны по своему внешнему виду, а производимый их ревом шум был прямо ужасен. Антоний, поражаемый и терзаемый ими, переносил мучительнейшие страдания, но не впал в страх и сохранил ясность ума. Милосердый Господь Иисус, покровительствуя Своему рабу, не оставил его во время такой тяжкой борьбы с демонами. Подняв кверху свой взор, Антоний увидел, что свод гробницы раскрылся над ним и к нему нисходит, рассевая тьму, светлый луч. С появлением света, демонов не осталось ни одного, телесная боль мгновенно утихла, гробница же, которая распалась при появлении демонов, сноба оказалась невредимою. Уразумев в этом посещение Господне и глубоко, от сердца, вздохнув, блаженный воскликнул с лицом, обращенным к озарявшему его свету: « Где был Ты, милосердный Иисусе? Где был Ты, и почему с самого начала не явился исцелить мои раны?» И был к нему голос: «Антоний! Я был здесь, но ждал, желая видеть твое мужество; теперь же, после того как ты твердо выдержал борьбу». Блаженному Антоний было тогда тридцать пять лет». Вот каким «смертным» образом, происходит совлечение образов, прибивающих ум к многообразию земных форм и явлений. И еще один случай из жития святого 20 века преподобного Силуана Афонского, подходящий к нашей теме:

«В своем подвиге за сохранение благодати монах Силуан доходил до мер, которые людям иного типа покажутся недопустимо жестокими и могут даже породить мысль, что такого рода беспощадность к себе является извращением христианства. Душа, познавшая Бога, возведенная в созерцание мира вечного света и затем потерявшая эту благодать, находится в таком состоянии, о котором не имеет представления не познавший всего этого в такой же степени. Страдание и скорбь этой души — неизъяснимы; она испытывает особую метафизическую боль. В каком-то смысле земная жизнь становится для него тяготою, безрадостной, и он с плачем ищет снова той жизни, к которой ему дано было прикоснуться. Святой Иоанн Лествичник говорит о потерявших благодать, что страдания их превышают страдания приговоренных к смерти. Исключительность потери и страдания с нею связанного — толкает на исключительные подвиги; и представьте себе мучение души, доходящей до изнеможения в своем подвиге и все же не достигающей искомого.  Помним, как старец сказал: «Если бы Господь не дал мне в начале познать, как много Он любит человека, то я и одной такой ночи не вынес бы, а их у меня было множество». Прошло пятнадцать лет со дня явления ему Господа. И вот однажды, в одно из таких мучительных ночных борений с бесами, когда, несмотря на все старания, чисто молиться не давалось, Силуан встает с табурета, чтобы сделать поклоны, но видит пред собой огромную фигуру беса, стоящего впереди икон и ожидающего поклона себе: келья полна бесов. Отец Силуан снова садится на табурет и, наклонив голову, с болезнью сердца говорит молитву: «Господи, Ты видишь, что я хочу молиться Тебе чистым умом, но бесы не дают мне. Научи меня, что должен я делать, чтобы они не мешали мне?» И был ему ответ в душе: «Гордые, полные собственных сокровищ - всегда так страдают от бесов». «Господи,— говорит Силуан,— научи меня, что должен я делать, чтобы смирилась моя душа». И снова в сердце ответ от Бога: «Держи ум твой во аде, и не отчаивайся». Сердце почувствовало, что Господь милостив к нему. Память о виденном Господе не допускала его до последнего отчаяния, но страдания от потери благодати бывали не менее тяжкими. В течение стольких лет, несмотря на все труды, предельно-доступные его силам, он не достигал желаемого, и потому терял надежду когда-нибудь достигнуть его. И вот, Сам Господь указал ему путь к чистой молитве». 

27659_226_big.jpg

Человек  в «поисках» Бога должен на время словно «потерять себя», оставить всякое горделивое самомнение, что он «нечто» значит и что-то знает, чтобы обрести во Христе божественную жизнь! Святой Дионисий Ареопагит об этом пишет: «высшая радость о Духе Святом связана с умиранием всех земных и небесных образов, владевших умом и закрывавших собой Бога, как кирпичной стеной». Кто хочет прийти к Богу совершенно как преподобный Антоний Великий или Силуан Афонский, тот должен прийти как «ничто», без всякой  гордыни, он должен «умереть для мира». «Умереть» означает не только для плотских или душевных радостей, но и «умереть» вообще, словно бы навсегда, сделаться «нейтральной землей». Когда личность человеческая теряет самое себя на всех путях земных и самолюбивых, тогда открывается ей: что она и есть то, что так долго, так безуспешно искала. В «священной глубине», где Бог пребывает в Своем полном Божестве, как царство Сам в Себе, тут познает человек свою собственную красоту и со-божественность по благодати Святого Духа. Как тут не вспомнить таинственную притчу Христову о драгоценной жемчужине, для обладания которой «купец продал все, что у него было» (Мф. 13. 46), то есть отрешился от всех приобретений ума и завоеваний цивилизации. Согласно слову пророка: «и излиях на мя душу мою» (Пс. 41. 5). В начале «пути отвержения» эта истина таится от человека. Сокровище Царства Божия скрывают от нас время и пространство, многообразие форм мира и его феномены, собственные дела, чувства и помыслы человека, другими словами, препятствием в поисках «драгоценной жемчужины, становится вся наша  душевно-телесная сотворенность. Но по мере того, как человек, продвигаясь вперед, расстается со всем своим душевым «скарбом»,  открывается в  сердце его Царство Божие во всей радостной и совсем не "страшной" Красоте.  Дмитрий Карамазов бы возликовал...

Последнее уточнение. Наивно будет считать, что преображение нашего тела Духом Святым это нечто подобное преображению в зимнем русском лесу преподобного Серафима Саровского перед Мотовиловым. Вне всякого сомнения, это чудесное событие  есть вектор будущего преображения, его отсвет, но до подлинного совершенного преображения оно не досягает. Тоже самое относится и к нетленным мощам, например, преподобного Саввы Освященного, все это не более, чем «тени и подобия» грядущего всеобщего феозиса нашей телесности. Сегодня они явлены нам для  радостного укрепления в вере и благочестии. 

О значении тела в духовной жизни  

Поднятая нами тема огромна. Мы должны удовлетвориться сделанными выводами. Добавим лишь несколько схематических утверждений о  важности телесного делания в церковном опыте  христианина. Вспомним слова  епископа Варнавы Беляева: "Тело имеет громадное значение в духовной жизни, я уже  не говорю  об  обычной  плотской жизни, при которой теперь почти все людские  отношения сводятся  к ублагот­ворению или не ублаготворению тела своего и чужого. Да и, вообще, говоря, душа наша как-то чудно  и непонятно, тесно и неразрывно связа­на с телом. И все, что ни случается  с последним, действует,  так или иначе, на нее, и наоборот".  

74  

Епископ Варнава Беляев           

Мы не отдаем себе отчета о глубине вза­имосвязи внешних  телесных движений с  внутренними душевными актами, а между тем связь эта взаимовлияющая. Именно поэтому внешнее положение тела в пространстве  (сидя, стоя и  т.д.) может влиять на молит­венный дух человека.  Попробуйте-ка благоговейно  возносить молитву, состроив при  этом неприличную гримасу, уверяем - молитва выйдет пустой. "Тело способно участвовать  в жизни духа при первостепен­ном  значении сердечной деятельности", - утверждает епископ  Василий Кривошеин  в одной из своих работ, посвященных богословию св. Гри­гория Паламы. Именно поэтому в Священном Писании душа и тело не стро­го  разграничиваются. «Божественное  Писание много  говорит  и  часто употребляет именования  не в  точном смысле. Иное свойственно телу, а сказуется  о душе. И наоборот, свойственное душе сказуется о теле. И писание не разделяет сего, но разумные люди понимают это... И многие,  не понимая цели божественных словес, поползнулись в этом, погрешив не­исправимо.  Так  Писание  не  различает строго  свойственное  душе и свойственное телу» -наставляет опытный пустынножитель - святой Исаак  Сирин. А вот из  Еванге­лия пример  неразличимости: "Не заботьтесь  для души  вашей, что  вам есть и  что пить...» (Мф.  6. 25).  Однако, то,  что  Слово Господне не строго разграничивает душу и  тело, еще не означает их  смешивания. По­добные выражения раскрывают нам замечательную истину. Душа без тела призрак, а тело без души  - труп. Подлинный  человек, есть  совокупность души и тела, через которые  он являет  себя в мире различным образом, ипостазирует свою личность в пределах тварного космоса. «Непостижимою премудростью установлено единение  между движением ду­ши и движением тела» (святой Исаак Сирин). 

photo_500x500

                                                                    А.Ф. Лосев 

А. Ф. Лосев, круп­нейший  историк философии, так же считает  данное  мнение  истинным: «Тело - не  простая выдумка, не случайное явление, не  иллюзия толь­ко, не пустяки.  Оно всегда проявление души,  и, следовательно,  в ка­ком-то  смысле сама душа. По  телу мы только и можем судить о личнос­ти...  тело - живой  лик души. По манере говорить,  по взгляду глаз, по голосу, по форме ушей, по держанию рук и ног, не говоря уже о де­лах  и  поступках,  я  всегда  могу  узнать,  что за личность передо мною... Оно (тело) есть  и  остается  единственно  актуальной формой проявления духа в  окружающих  нас условиях. Однажды я сам  заметил, что у  меня  изменилась походка  и, поразмыслив,  я понял, отчего это случилось». Нечто "Удивительное"  как обычно «рядом», да только мы к нему привыкли.