Поиск

Жертва на иконостас

Для перевода пожертвований отсканируйте в приложении Сбербанка

Пожертвование на иконостас

Жертва на храм

Для перевода пожертвований отсканируйте в приложении Сбербанка

На уставную деятельность

Мы ВКонтакте

отче наш 2

Перед каждым значимым или малым делом, перед каждой трапезой, в  любой жизненной ситуации, спеша на работу или домой, молясь  на Литургии,  мы повторяем слова Христовы: «Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да придет Царствие твое». Это первое прошение молитвы Господней. Единственной молитвы, которую Христос нам оставил.

В нем  вылилось в словесной форме всё земное стремление человека к тому, чтобы правда Божия, Любовь Божия воссияла на земле, так же как она сияет вечно на небесах.

Перед каждым значимым или малым делом, перед каждой трапезой, в  любой жизненной ситуации, спеша на работу или домой, молясь  на Литургии,  мы повторяем слова Христовы: «Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да придет Царствие твое». Это первое прошение молитвы Господней. Единственной молитвы, которую Христос нам оставил.

В нем  вылилось в словесной форме всё земное стремление человека к тому, чтобы правда Божия, Любовь Божия воссияла на земле, так же как она сияет вечно на небесах.

дети в храме 2
 
Во времена  безбожной советской жизни сердце что-то чувствовало, что-то понимало, словно ведало - не так нужно жить. Даже дети это чувствовали и творили сами для себя сокровенную красоту, создавая  где-то на заднем дворе в кустах сирени простодушные секреты. Они раскапывали ямку, вкладывали туда конфетный фантик, сверху прикрывали осколком стекла  и присыпали землей. А потом, когда никто не видел, тайно приходили и смотрели на свое рукотворное волшебство. Только самым близким друзьям поверяли о секрете в зарослях сирени! Это было повсеместное детское увлечение,  детская сокровенная  радость, предчувствие красоты иного мира. Ребенок кротким сердцем ощущал Божью славу, творил свою тихую застекленную  красоту и не знал,  кого поблагодарить за нее? И не только дети, но и взрослые томились от невозможности выразить свое благодарение, свою «земную евхаристию» за жизнь, за прекрасный мир, данный  «туне», даром!  Хотелось отблагодарить «за всех и за вся» не коробкой конфет, а от всей души, чтобы как огнём прожгло! Но благодарности никто не взыскивал от человека…
И тогда, он, смотря на звёзды, на плывущие облака, на равномерные тени, колышущиеся в воде, на весь подлунный и подсолнечный мир начинал «томиться духовной жаждой». Созерцая  земную красоту, сердце человека  печалилось. Безнадёжно и страшно ему становилось жить. Это было, действительно, странное чувство, человек смотрел на подлинно Прекрасное, а в сердце его водворялась удручающая  тоска. И чем более серьёзны и глубоки были переживания красоты тварного тленного мира, тем более тяжки были состояния его отчаянности и тоски. Это было неизбежно!
Человек подходил к границе Идеального, он чувствовал, что за внешней  красотой мир не завершается, что за ней  должно быть что-то другое, еще более изумительное и прекрасное! Он превращался в ребёнка, который не может решить задачку по математике. Вот он сидит за столом, обхватил голову обеими руками, тупо уставившись в свою  школьную тетрадку. Он не понимает условия задачи, он никогда в жизни не встречал таких земных уравнений. В этом мире «все не так»! – решает человек. Не так светит солнце, не так идут дожди, не так дует ветер, не так цветут травы. И даже более того, он начинал ощущать, что он ходит не так как следует, говорит не так как следует, чувствует  и мыслит не так как должно; слова, которые он употребляет, по выражению русского поэта, есть ложь, неправда. И эта неправда окружает его и сверху и снизу,  справа и слева, и главное – изнутри;  она повсюду, она во всём!  И он, в конце концов, понимает, что всеобщий порядок этого мира тотально извращён, неверен, ложен.

 

рай 4

Мир должен быть другим.И тот легкий строй, который царил в том другом мире, был совершенно иного качества, иных свойств. На человеческом языке нет слов, для описания  небесного мира, нет способов, чтобы его  постигнуть. Прикровенно пророк Моисей в первых главах   книги Бытия поведал о нем, как об утраченном феномене, большего не дано. Сегодняшний мировой порядок человеком переживается, как вторая несчастливая  природа. Весь мир воспринимается, как  собственное омертвевшее сердце. Человек носит мир в своей груди, как первую смерть.  Неимоверная душевная тяжесть! Боже мой, каждый день вставать с ложа, с постели, как говорит псалмопевец, и чувствовать, что каждое твоё движение, каждая твоя мысль не в десятку, а в молоко, мимо цели! Это состояние похоже на состояние художника, который рисует картину и чувствует, что каждый взмах кисти, каждый цвет отдаляют его от задуманного. Другой  должен быть рисунок. Другая должна быть линия горизонта.  Другой должен быть цвет.  Другая должна быть перспектива! Но у него нет таких линий. У него нет таких цветов. У него нет перспективы, и никогда не будет!

Именно из этого удручающего состояния духа родились слова «Молитвы Оптинских старцев»: «Господи, даруй мне преодолеть утомление наступающего дня». Утомление наступающего дня! «Наступающий день» ещё не наступил, а утомление уже выше крыши. Вот так порой чувствуют глубинную суть  бытия монахи, имеющие по своему «чину» возможность отрешиться от  внешней земной  эмпирии, «шума улиц и площадей», от грохочущей империи жизни, и посмотреть более пристально, пронзительно на то, что окружает человека и то, что он в себя вмещает. Но есть в нашем мире область неподвластная  земным неправильностям, где человек может достичь задуманного Господом изначально.

 Никакой взрослой тайны и детских секретов здесь нет. Это область человеческих отношений. Это Любовь. Здесь-то мы можем совершить чудо вместе со Христом и первое прошение «Молитвы Господней» произнести без всякого утомления, с надеждой и благодарностью к «Отцу нашему и Богу нашему» (Ин. 20. 17.).

Именно из этого удручающего состояния духа родились слова «Молитвы Оптинских старцев»: «Господи, даруй мне преодолеть утомление наступающего дня». Утомление наступающего дня! «Наступающий день» ещё не наступил, а утомление уже выше крыши. Вот так порой чувствуют глубинную суть  бытия монахи, имеющие по своему «чину» возможность отрешиться от  внешней земной  эмпирии, «шума улиц и площадей», от грохочущей империи жизни, и посмотреть более пристально, пронзительно на то, что окружает человека и то, что он в себя вмещает. Но есть в нашем мире область неподвластная  земным неправильностям, где человек может достичь задуманного Господом изначально.