Думаем, что имеем смысл сообщить нашим читателям до прочтения путевых заметок профессора Холмса, что в скором времени по совершении великорецкого крестного хода, он принял святое крещение с именем Илларион в древнем Успенском соборе г. Вятки. Сейчас Лэрри Холмс живет в Америке в Южной Алабаме, читает лекции по русской и советской истории и благодарит Бога, как он сам выражается – «за встречу с Россией». Православие для него не было романтическим сиюминутным выбором после воодушевляющего духовного опыта крестного хода. Он всей душой воспринял жизнь Церкви, ее строй, праздники, красоту церковных служб, глубину святоотеческого богословия, покаянную практику и участие в Евхаристии. Лет через пять после его паломничества на реку Великую, он узнал из письма одного местного священника, что еще одна коренная американка после крестного хода присоединилась к Православию. На вопрос: нужен ли ему ее домашний адрес? - профессор Холмс по-юношески горячо ответил: «Да, да, конечно, ведь нам вятским людям, здесь в Америке нужно держаться вместе!»  И еще: не стоит снисходительно улыбаться или пенять профессору за его некоторую драматизацию пеших переходов в крестном пути. Они обоснованы его возрастом (ему было больше шестидесяти лет) и, пожалуй, привычкой к комфортным условиям жизни на американском юге.

 Лэрри Холмс

Мой крестный ход 

В феврале я услышал о крестном ходе и его значении. Один священник сказал мне, что если я хочу узнать Россию, то должен принять в нем участие. "Это будет, - сказал он, - настоящий опыт". Мне не только был брошен вызов, я был заинтригован. Моей целью всегда было изучение России не только в архивах, но и путем участия в ее жизни. Возможно, было бы более правильно и, конечно, более комфортно остаться дома и провести пять полноценных дней в архиве. Но теперь выбор был не за мной. Я уже утратил контроль за происходящим. События и другие люди сделали это за меня... 

 От рассвета до заката 

После служб в Свято-Серафимовском и Успенском соборах около шести тысяч человек начали 180-километровый переход до Великорецкого. Хотя мы "потеряли" многих по пути, возможно, от двух до трех тысяч паломников прошли все расстояние в неимоверно трудных условиях. Ритм хода был таков: обычно мы шли полтора часа, затем следовали служба, и отдых по 30-40 минут. Дважды паломники шли без привала по два с половиной часа. Каждый день заканчивался в 9 часов вечера службой и сном. Большинство людей спали на улице в холодную погоду. "Сон", однако, заканчивался в 1.30 или в два часа ночи, после службы ход возобновлялся. 

Мы могли хорошо разглядеть наш путь в такой ранний час. Был июнь, а Вятка находится достаточно далеко на севере, поэтому в это время года там никогда полностью не смеркается. Сияние солнечного света уже заметно на горизонте в 2 часа ночи, а около 3 уже виден краешек солнца. 

Полянки без удобств    

Этот крестный ход был самым трудным физическим испытанием в моей жизни. Должно быть, таким он был и для других. Мы почти не спали и не отдыхали. Местами наших остановок были перелески и полянки без каких-либо бытовых удобств. Большей частью люди должны были обеспечивать себя собственной едой, водой и другими важными вещами, загруженными доверху в тяжелую поклажу. Нас сопровождало только одно транспортное средство - "скорая помощь", которая не всегда могла проехать по болотистой местности, преобладающей на нашем пути. Тем не менее, тысячи людей продолжали свой путь. 

Лямки моего рюкзака глубоко врезались в плечи. Было то жарко, то холодно. Мы никак не могли одеться в соответствии с погодой. Дважды шел град, люди дрожали от холода, надевая на себя всю одежду. А затем в течение часа погода сильно менялась: нам становилось невыносимо жарко. На протяжении всего пути нас атаковывали миллиарды комаров. Конечно, генетически они те же, что и комары во всем мире, но мне казалось, что их русская разновидность была особенно агрессивной, злой и голодной. 

Люди на болоте 

Большая часть местности, по которой мы шли, была болотистой. Часто люди вынуждены были идти по грязи, доходящей до щиколоток, а иногда и до колена. Время от времени грязь вытекала из ботинок очередного осторожного, но неудачливого паломника. У некоторых людей было относительно мало проблем с грязью, так как они преодолевали путь босиком, рассматривая это как акт покаяния. Доказательством тому были их кровоточащие ступни. 

 Однако многие люди в туфлях, ботинках неимоверно страдали и во время остановок накладывали бесчисленные слои пластыря на пальцы ног и ступни. А другие просто шли, не обращая внимания на мозоли и болячки. 

Были моменты, когда мы с тоской вспоминали о болоте. Там было грязно, могло быть холодно, но в жаркий день эта прохлада и тень были относительно приятны. Открытые луга в жару доводили людей до изнеможения. Несколько раз неожиданно поднимался сильный ветер, за ним следовал холодный дождь. Тогда мы тосковали о палящем солнце. Двойная радуга ознаменовала окончание одной из таких бурь. Не могу доказать это, тогда я слишком устал, чтобы достать фотоаппарат и запечатлеть этот момент. 

Возврата нет     

Мне повезло в том, что я ночевал в домах. Всегда, кроме одного случая, ночью было холодно. Лишь однажды - невыносимо жарко и душно. В первую ночь я спал у выхода. Мне кажется, что несколько сотен людей наступили на меня, несмотря на свое желание не делать этого. Усталые, испытывающие жажду и голод, изнуренные жарой и холодом, промокшие, грязные, люди со смирением продолжали свой путь. Много раз я хотел отступить. Трижды был готов закончить все при первом же появлении автомашины. На второй день пути в селе Монастырском, будучи неописуемо усталым, почувствовал, что мои ноги подогнулись, и я упал в грязь. Но здесь, в глубине России, я не мог отступить. На обратном пути, вскоре после одного из изматывающих переходов, мы остановились в поселке Мурыгино недалеко от Кирова. Там мои друзья вынуждены были помочь мне сесть. Я даже был не уверен, что вообще когда-либо смогу подняться. 

Все ушли на службу. Несмотря на все мое желание участвовать в каждом событии хода, я за ними последовать не мог. И тут чудесным образом какая-то женщина возникла прямо передо мной, чтобы дать мне сок, соленые огурцы, лук и хлеб. Я слишком устал, чтобы встать и взять что-нибудь, но получил свою долю, потому что для этого нужно было всего лишь, как нищий, протянуть руку с чашкой. Я не расслышал ее имени. После этого я нашел в себе силы встать и идти на службу. Были и другие ангелы-хранители. 

Большую часть времени крестный ход следовал через огромное, пустое пространство, каким и является Россия. Нам встречались только редкие признаки человеческого "прошлого": деревянные хижины в заброшенных селениях - результат попыток под руководством Хрущева собрать людей в большие колхозы. Руины церквей служили свидетельством более ранних сталинских разрушений. Несколько коров могли появляться то там, то здесь как напоминание о том, что где-то рядом мог быть человек. В начале и в конце крестного хода путь пролегал через небольшие селения. Там выходили люди, чтобы раздать воду, сок, квас, молоко и хлеб. 

 Взгляд изнутри     

Будучи чрезвычайно усталым, я видел людей, которым было еще хуже, чем мне. Их образы постоянно встают передо мной: старушка, идущая вперед без жалоб, несмотря на свой возраст и явное недомогание; бабушка, в ужасную жару одетая в зимнее пальто и помогающая своему внуку; женщина с истертыми лодыжками из-за неподходящих ботинок; отец, несущий через болото своего сына, быстро уснувшего и бессильно свесившегося через отцовское плечо, с мотающейся головой; священники, пробирающиеся сквозь толпу и воодушевляющие паломников своим примером и словом; люди, которые в пути читали вслух и пели молитвы, и люди, которые обсуждали со мной значение всего этого. Однако самая большая помощь в самое трудное время приходила не от какого-то одного человека, а от всех: от людей впереди, вокруг и позади меня, неустанно идущих, несмотря ни на какие обстоятельства. Так все помогали всем. Эгоистическое во мне исчезло. Но я чувствовал, как "я" дало силу целому. И именно целое, а не части, "все", а не "кто-то", "мы", а не "я" имело ценность. Таким образом, никто не ждал окончания крестного хода, чтобы получить майку и прикрепить на грудь значок, которые бы гласили: "Я закончил Великорецкий крестный ход, 2001 г." 

Таинственное слово    

 Русская Православная Церковь имеет для обозначения этого явления слово "соборность". Оно не подлежит переводу. Всевозможные словари не содержат этого термина. Сейчас многие русские уменьшают его действенность, рассматривая как архаичную идею без какой-либо ценности и связи с предметом в сегодняшнем суматошном мире. Некоторые иностранцы и русские переводят слово "соборность" как "коллективизм", но это приносит больше вреда, чем пользы. Как я понимаю, "соборность" - это физический и духовный организм, который создается, когда люди собираются вместе для чего-нибудь подобного крестному ходу. Смысл этого слова (как я понимаю его) связан с идеей Русской Православной Церкви о том, что люди как "целое" пытаются найти Бога, что люди в Церкви вместе как живой организм ищут Бога и служат ему. В этом важность Церкви не только как структуры (учреждения), но и как органической и духовной единицы в этом мире и за пределами его. "Эго" не связано с этим понятием. Бог открывается Церкви, и его нужно искать в соборности. Соборность и концепции Церкви как связь между Богом и отдельным человеком - это настолько чуждые западному (особенно протестантскому) уму идеи, и в то же время они являются существенными для понимания русского православия и русской истории. 

Но почему русские делают это? 

Соборность сама по себе не является целью. И русские не ищут страданий из-за любви к страданиям. Мы на Западе должны прекратить утверждать, что русские любят страдать, а русским не следует намекать в разговорах с нами, что страдание само по себе благородно (мои извинения Достоевскому). Для русских этот крестный ход и их православная вера во славу Господа, их путешествие в Великорецкое - это акт особого покаяния для очищения их души. Бог освящает человека, а через человека Господь освящает природу - творение. Сама природа, таким образом, становится священной. В результате не только человеческое тело, но и машина, дом, земля могут быть освящены через человека Господом. И сама Россия через это очищение души и "обожение" и остается святой. Крестный ход - еще одна попытка сохранить Россию как святое место в этом мире и за пределами его, утвердиться в мысли, что Господь не оставит Россию. 

Вот она, Россия     

В Великорецком студент Вятского духовного училища пригласил нескольких из нас подняться на колокольню. Когда мы достигли вершины, которая была на значительной высоте, он обратил мое внимание на захватывающий дыхание вид огромной русской земли. "Видите, - сказал он, - вот Россия до горизонта и дальше". Он сказал это с уверенностью, что она остается милостью Божьей Святой Русью. Многое остается неясным и, возможно, ошибочным. Мое понимание России, и особенно православия, далеко от завершения. Оно было еще более расплывчатым, смешанным и поверхностным и только начало постепенно развиваться во время крестного хода. Этот процесс продолжается. Люди, которые уже ходили крестным ходом, говорили мне, что идти вперед и обратно пешком было таким большим по силе воздействия на них достижением, что они должны сделать это снова. Ко второму дню я понял это очень хорошо, даже слишком хорошо почувствовал своим телом, каким громадным физическим достижением будет полное завершение путешествия. Чувство "другого" значения крестного хода появилось гораздо позднее. Только за несколько минут до его завершения, когда мы проходили мимо кировской областной администрации и оставалось чуть более километра спуститься вниз, я лучше понял, что он значил. Это понимание вызвало радость и печаль, связанные между собой. Радость - в осознании соборности во всем, печаль - от того, что этот особый случай соборности скоро закончится, когда части ее своими путями разойдутся по домам. Я подозреваю, что не был одинок в своем неожиданном желании продолжать трудный путь. 

После пройденного и написанного 

Великорецкий крестный ход помог мне лучше понять традиции России и ее историю. Он дал мне понимание и моей собственной западной культуры в сравнении. Стена разделяет Запад и Восток. Эта стена - солидное сооружение без ворот, без дверей, через которые можно было бы легко сновать с одной стороны на другую, туда и обратно. Эта стена довольно высока, но все-таки не столь высока, чтобы мы не смогли видеть и разговаривать через нее друг с другом. 

Лэрри Холмс, доктор философии, профессор кафедры истории Университета Южной Алабамы (США), 2001 год.