В современном православном мире к профессии актера относятся по-разному: кто-то из священников до сих пор относится к артистам с предубеждением, требуя от них покаяния в этой «лицедейской» профессии, говоря, что они подобны дьяволу, который тоже принимает на себя многоразличные прельстительные личины. Другие считают, что дар артиста не затрагивает никаких человеческих глубин и сродни «игре» Деда Мороза в Новогоднем утреннике. Споры не утихают и никогда не утихнут. Ибо в этой художественной сфере действительно много злоупотреблений дарованием и отступлений от идеала, который Господь дал этому таланту. На Рождественских чтениях лет десять назад шли дискуссии на самом высоком уровне, нужен ли нам Интернет, не бесовское ли это изобретение и, вообще, как относиться к компьютеру? Что такого произошло за эти малые годы, что православное сообщество во многом переменило свои взгляды на компьютерные технологии? Мы стали умней, талантливей, терпимей, глубже? Сомнительно. Но одно мы приобрели точно: опыт православного телевидения, православных сетевых ресурсов и православного театра.
Когда театр не является проповедью человеческих страстей, а становится проповедью Евангелия в самом широком смысле этого слова, не Евангельского текста, а жизни по Евангелию. Именно по этой простой, но объективной причине нам и следует поговорить об идеалах актерской профессии, артистического дарования.
В современном православном мире к профессии актера относятся по-разному: кто-то из священников до сих пор относится к артистам с предубеждением, требуя от них покаяния в этой «лицедейской» профессии, говоря, что они подобны дьяволу, который тоже принимает на себя многоразличные прельстительные личины. Другие считают, что дар артиста не затрагивает никаких человеческих глубин и сродни «игре» Деда Мороза в Новогоднем утреннике. Споры не утихают и никогда не утихнут. Ибо в этой художественной сфере действительно много злоупотреблений дарованием и отступлений от идеала, который Господь дал этому таланту. На Рождественских чтениях лет десять назад шли дискуссии на самом высоком уровне, нужен ли нам Интернет, не бесовское ли это изобретение и, вообще, как относиться к компьютеру? Что такого произошло за эти малые годы, что православное сообщество во многом переменило свои взгляды на компьютерные технологии? Мы стали умней, талантливей, терпимей, глубже? Сомнительно. Но одно мы приобрели точно: опыт православного телевидения, православных сетевых ресурсов и православного театра.
Когда театр не является проповедью человеческих страстей, а становится проповедью Евангелия в самом широком смысле этого слова, не Евангельского текста, а жизни по Евангелию. Именно по этой простой, но объективной причине нам и следует поговорить об идеалах актерской профессии, артистического дарования.
Начнем с самого начала с истоков реки «Фисон: она обтекает всю землю Хавила, ту, где золото» (Быт.2,11). Адам обладал в раю полнотой человеческой природы, максимальной полнотой. Собственная человеческая природа была для него ясна, как летнее утро. Он владел ею в совершенстве, и не только процессами чувств: зрением, обонянием, осязанием, но и процессами роста, жажды, голода, сна. Адам был способен максимально развить потенции человеческой природы в синергии, в союзе с Богом. Но этого не произошло. Теперь это дело будущего, нашего будущего с вами, дело Церкви Христовой. После же Первобедствия, грехопадения, современный человек обладает меньшим потенциалом, меньшими возможностями, талантами и дарованиями, которыми обладал Адам в раю, но не как не большими. Человек оскудел не количественно, а качественно, онтологически. Он утратил власть над своей природой, а, в конце концов, над самим собой.
Начнем с самого начала с истоков реки «Фисон: она обтекает всю землю Хавила, ту, где золото» (Быт.2,11). Адам обладал в раю полнотой человеческой природы, максимальной полнотой. Собственная человеческая природа была для него ясна, как летнее утро. Он владел ею в совершенстве, и не только процессами чувств: зрением, обонянием, осязанием, но и процессами роста, жажды, голода, сна. Адам был способен максимально развить потенции человеческой природы в синергии, в союзе с Богом. Но этого не произошло. Теперь это дело будущего, нашего будущего с вами, дело Церкви Христовой. После же Первобедствия, грехопадения, современный человек обладает меньшим потенциалом, меньшими возможностями, талантами и дарованиями, которыми обладал Адам в раю, но не как не большими. Человек оскудел не количественно, а качественно, онтологически. Он утратил власть над своей природой, а, в конце концов, над самим собой.
Господь дал заповедь Адаму возделывать Рай: «И взял Господь Бог человека, и поселил его в саду Едемском, чтобы возделывать его и хранить его» (Быт.2.15). Не надо думать, что возделывать Рай человек мог сидя в позе лотоса, одним движением мысли направляя полки Ангелов на ту или иную работу, как некий авторитет, развалившись на райской траве-мураве: тут возделать, там подрезать, там вскопать, там прополоть. Так представлять «возделывание рая» просто смешно. Все душевные силы, которыми обладал Адам, все духовные и телесные силы были необходимы ему для возделывания Рая, т.е. для возведения, (возделывать это значит, возводить к чему-то Высшему) всего Космоса в состояние Преображения Тройческой благодатью Святого Духа.
Все, что было у Адама, ему было необходимо, как в пустыне путнику вода. Многими дарованиями был исполнен первый человек. Но был ли у Адама в Раю дар артистический? Обладал ли Адам в этих святых первозданных природных условиях талантом лицедея? Вопрос правильный. Но только прямолинейный ответ будет ошибочным. Потому что ответ прямой будет – нет, талантом лицедея в Раю Адам не обладал. Тогда следует спросить, а что такое артистический талант? Что это за особое дарование, имеющееся в составе человеческой природы?
Все, что было у Адама, ему было необходимо, как в пустыне путнику вода. Многими дарованиями был исполнен первый человек. Но был ли у Адама в Раю дар артистический? Обладал ли Адам в этих святых первозданных природных условиях талантом лицедея? Вопрос правильный. Но только прямолинейный ответ будет ошибочным. Потому что ответ прямой будет – нет, талантом лицедея в Раю Адам не обладал. Тогда следует спросить, а что такое артистический талант? Что это за особое дарование, имеющееся в составе человеческой природы?
Художественные дарования, которыми сегодня обладает человек были направлены совсем на другое. Они были не нужны, не потому что жизнь его была там скудна, а потому что потребности в них не было совершено. Все ремесла, такие как кузнечное, гончарное, ткацкое, возникли из приспособлений к земным условиям. А искусство, художество различное, стало способом сообщения людей, сообщения личностей на уровне опосредованных человеческих энергий, косвенных носителей сил.
Господь оставил нам такой большой, такой разнообразный мир, чтобы мы общались друг с другом на языке танца-жеста, на языке слова, на языке музыки, на языке живописи, на языке скульптуры и т. д. В раю общение было непосредственным. Оно приближалось больше по природе к ангельскому общению. Ангелам для общения не нужно даже разговаривать, даже мыслями не надо обмениваться, ангельская коммуникация совершенно на другом уровне происходит, поэтому им не нужны картины, не нужны стихи и музыка. Пение херувимов не похоже на человеческое.
Господь оставил нам такой большой, такой разнообразный мир, чтобы мы общались друг с другом на языке танца-жеста, на языке слова, на языке музыки, на языке живописи, на языке скульптуры и т. д. В раю общение было непосредственным. Оно приближалось больше по природе к ангельскому общению. Ангелам для общения не нужно даже разговаривать, даже мыслями не надо обмениваться, ангельская коммуникация совершенно на другом уровне происходит, поэтому им не нужны картины, не нужны стихи и музыка. Пение херувимов не похоже на человеческое.
Теперь мы уже совсем близко стоим перед ответом о природе артистического дарования. Адам обладал артистическим даром не в том смысле, как например, актер Евгений Леонов или Михаил Ульянов. Этот дар так переплавился в темном тигле грехопадения, что он приобрел другие черты, но при этом не утратил своего соединения, своей связи с первоначальным идеальным дарованием. Для простоты его можно обозначить так: дар преображения себя, дар вхождения в сердце другого человека, дар сопереживания, причем не на внешнем эмоциональном уровне, когда я что-то слышу, вижу и этому сопереживаю, нет, это глубочайшее восчувствование другой души, как если бы я сам это переживал. Так мать переживает болезнь своего ребенка. Она его боль чувствует, как свою. Она страдает вместе, если не за, ребенка: и физически и душевно! Она соединяются с ним в болезни по единству человеческой природы. Это бывает и у людей сильно любящих друг друга. Подобное происходит у близнецов. У каждого из нас есть зачатки всех талантов и художеств. Речь идет о степени дарования. Есть таланты высочайшее, есть тихие дарования. Не всем дает Господь одинаковую меру. Бог дарует талант не для того, чтобы человека погубить, а напротив, чтобы человек использовал талант, как упор для вхождения в вечность, как дорожный посох для прохождения жизни и смог приблизиться к алтарю Господню, при помощи таланта осмыслить, понять и принять земную жизнь. Талант не костыль, а мы не инвалиды!
Теперь мы уже совсем близко стоим перед ответом о природе артистического дарования. Адам обладал артистическим даром не в том смысле, как например, актер Евгений Леонов или Михаил Ульянов. Этот дар так переплавился в темном тигле грехопадения, что он приобрел другие черты, но при этом не утратил своего соединения, своей связи с первоначальным идеальным дарованием. Для простоты его можно обозначить так: дар преображения себя, дар вхождения в сердце другого человека, дар сопереживания, причем не на внешнем эмоциональном уровне, когда я что-то слышу, вижу и этому сопереживаю, нет, это глубочайшее восчувствование другой души, как если бы я сам это переживал. Так мать переживает болезнь своего ребенка. Она его боль чувствует, как свою. Она страдает вместе, если не за, ребенка: и физически и душевно! Она соединяются с ним в болезни по единству человеческой природы. Это бывает и у людей сильно любящих друг друга. Подобное происходит у близнецов. У каждого из нас есть зачатки всех талантов и художеств. Речь идет о степени дарования. Есть таланты высочайшее, есть тихие дарования. Не всем дает Господь одинаковую меру. Бог дарует талант не для того, чтобы человека погубить, а напротив, чтобы человек использовал талант, как упор для вхождения в вечность, как дорожный посох для прохождения жизни и смог приблизиться к алтарю Господню, при помощи таланта осмыслить, понять и принять земную жизнь. Талант не костыль, а мы не инвалиды!
Это не дар умелого напяливания на себя игровой личины, не дар, какого-то внешнего соединения с образом, как раз лицедейство есть лукавое качество дьявола. Мы знаем, что дьявол может принять вид Ангела света, образ херувима, явиться благообразным старцем или прекрасной девой; он может принять вид интегральной схемы, цветущего куста, сотового телефона последней модели, он может принять совершенно любой образ: младенца, облака, льва, зеленого человечка. Но при этом сущность его остается, как и была – злобной и лживой. Изменение происходит только внешнее, это маска, это ряженый, личности дьявольской любой образ не касается. Именно поэтому зло ограниченно не только временем и пространством, но и глубиной эмпатического проникновения в человеческое сознание. Какое бы стало изощренным зло, если бы оно на самом деле, на время, по собственному желанию, могло становиться, хотя бы на оду четверть «добрым»! Бог на уровне природы исключил такую возможность. Каким бы великим благом зло не прикидывалось, при известной духовной опытности, мы чувствуем его онтологическую неправду, бытийную ложь. В русских народных сказках, начиная с младенческой «Волк и семеро козлят» и заканчивая литературной «Снежной королевой», зло остается злом, холодным, схематичным, ледяным, пусть порой и чудовищно красивым «родным голоском» или образом.
Это не дар умелого напяливания на себя игровой личины, не дар, какого-то внешнего соединения с образом, как раз лицедейство есть лукавое качество дьявола. Мы знаем, что дьявол может принять вид Ангела света, образ херувима, явиться благообразным старцем или прекрасной девой; он может принять вид интегральной схемы, цветущего куста, сотового телефона последней модели, он может принять совершенно любой образ: младенца, облака, льва, зеленого человечка. Но при этом сущность его остается, как и была – злобной и лживой. Изменение происходит только внешнее, это маска, это ряженый, личности дьявольской любой образ не касается. Именно поэтому зло ограниченно не только временем и пространством, но и глубиной эмпатического проникновения в человеческое сознание. Какое бы стало изощренным зло, если бы оно на самом деле, на время, по собственному желанию, могло становиться, хотя бы на оду четверть «добрым»! Бог на уровне природы исключил такую возможность. Каким бы великим благом зло не прикидывалось, при известной духовной опытности, мы чувствуем его онтологическую неправду, бытийную ложь. В русских народных сказках, начиная с младенческой «Волк и семеро козлят» и заканчивая литературной «Снежной королевой», зло остается злом, холодным, схематичным, ледяным, пусть порой и чудовищно красивым «родным голоском» или образом.
Артистическое дарование, это талант, сопереживательный талант, по надобности его можно развивать. Если человек чего-то сильно пожелает и приложит старание, то он может многого добиться в жизни и с малыми способностями. Но бывает так, что Господь дает своему избраннику великий дар. Вспомним слова Тертуллиана: «Каждая душа по природе христианка», Каждая душа по природе артистична, каждая душа способна к таинственно-сердечному акту общения. В каждом из нас есть способность к сопереживанию, более того, когда мы, не находим в собеседнике, хотя бы легкой эмпатической тени, который только нудит и нудит о себе, все «о себе любимом» с утра до вечера благовествует, нам с таким человеком становится скучно. В конечном итоге дружить с унылым себялюбцем, никто не хочет, он остается в полном недоуменном одиночестве. Он искреннее не понимает: почему вокруг него социальная пустыня? С другой стороны, именно поэтому людям так нравятся встречи с артистами, ибо как правило, общение с ними всегда воодушевляет. На сцене, на экране, на творческом вечере, даже в обычной бытовой жизни, мы ждем от них того же, что запечатлела кинокамера. Заурядный голливудский штамп, если артист – значит необыкновенный человек. Откуда он взялся?
Артистическое дарование, это талант, сопереживательный талант, по надобности его можно развивать. Если человек чего-то сильно пожелает и приложит старание, то он может многого добиться в жизни и с малыми способностями. Но бывает так, что Господь дает своему избраннику великий дар. Вспомним слова Тертуллиана: «Каждая душа по природе христианка», Каждая душа по природе артистична, каждая душа способна к таинственно-сердечному акту общения. В каждом из нас есть способность к сопереживанию, более того, когда мы, не находим в собеседнике, хотя бы легкой эмпатической тени, который только нудит и нудит о себе, все «о себе любимом» с утра до вечера благовествует, нам с таким человеком становится скучно. В конечном итоге дружить с унылым себялюбцем, никто не хочет, он остается в полном недоуменном одиночестве. Он искреннее не понимает: почему вокруг него социальная пустыня? С другой стороны, именно поэтому людям так нравятся встречи с артистами, ибо как правило, общение с ними всегда воодушевляет. На сцене, на экране, на творческом вечере, даже в обычной бытовой жизни, мы ждем от них того же, что запечатлела кинокамера. Заурядный голливудский штамп, если артист – значит необыкновенный человек. Откуда он взялся?
Разумеется, подобное сценическое оживление зла рождает множество вопросов. Не опасно ли для артиста многократно изображать темные образы, не как доверчивого глуповатого черта в «Вечерах на хуторе близ Диканьки», а когда человек играет сегодня - вампира, завтра – оборотня, послезавтра – Минотавра? Не прилепится ли к его сердцу темный образ? Талант получен, выбор за человеком. Человеку дана свобода небесное дарование использовать, как во благо, так и во зло. Во время создания неоднозначного художественного образа, артист становится способен, так сопережить злу, что темная сила начинает воздействовать и на зрителя.
Итак, талант артистический - это талант глубинного соучастия, сопереживания другому, и когда артист являет на сцене какой-либо персонаж, то этот персонаж не из воздуха появляется. Он имеет привязку к личности автора и соткан из множества других опосредованных образов людей, и поэтому он несет в себе личностную творческую энергию, даже если это какой-нибудь Мумий Тролль, Чебурашка или Винни Пух. Весь персонаж излился из сердца автора. И когда артист играет Винни Пуха, то он сопереживает не вымышленному герою Винни Пуху, он не разгадывает душу этого смешного медвежонка. Винни Пух средоточие того, что бы хотел совершать каждый ребенок. Это квинтэссенция детского счастья! Воплощая на сцене Винни Пуховский образ артист дарует нам именно эту радостную энергию детского счастья., а не какую-нибудь выдуманную, совершенно несуществующую. Тоже самое относится и к Буратино и к Карлсону и к Нильсу, ко всем детским сказочным образам.
Театр никогда не заменит ни телевизор, ни кино, ни интерактивный видеочат, ни какая-нибудь голографическая картинка. Театр никогда не умрет. Приходя в Церковь мы нуждаемся не только в молитве перед иконой, нам хочется поставить перед ней свечку; нам желательно не только спеть «Отче наш», но, чтоб батюшка нам лоб маслом помазал; нам радостно не только благоговейно постоять на Литургии, но и вкусить Тайны Божии. Похожее происходит только в душевной сфере и с человеком, когда он приходит в театр. именно этого соучастия и жаждет зритель, именно этого совместного сопереживания хотят и ждут актеры. Все настроены на воплощение единого художественного действия. Вот это и есть душевно-творческое двуединство актеров и зрителей в сценическом пространстве спектакля.
Оптинский старец Нектарий
Один из последних Оптинских старцев, Нектарий, однажды увидел фотографию актера Михаила Чехова на театральных подмостках, он был в гриме, он играл роль в трагедии Шекспира. Когда старцу показали фотографию, он сказал: «Приведите ко мне этого человека, ибо на него сходит Дух Божий». Удивительные слова! Во время театрального представления на человека сходит Дух Божий. Это «сиятельное «схождение» увидел духовно опытный. прозорливый старец, не просто человек, многому научившийся в жизни или некий молодой священник, решивший в таком патриотическом, протестантском духе потрафить, словесно покадить артистическому дарованию. Нет, он увидел схождение Духа Божьего и сказал о схождении Духа Божьего! Михаил Чехов через некоторое время приехал к старцу Нектарию и после этого навещал его в Оптиной множество раз и, скорее всего по благословению старца, видимо предчувствующего, что артист сгинет в сталинских лагерях, он эмигрировал из России. Факт «схождения Духа Святого» во время спектакля, как свидетельство, очень важен. Возможно, что каждый раз, когда на сцене разворачивается талантливое «соборное» действие, сопереживание, то оно не обходится без Духа Божьего и человек опытный в духовной жизни это может постичь.
Артист Михаил Чехов